— Она сказала: «Сынок, никто не возьмется за то, что я ворочу…»

Жужика вдруг почувствовала в душе неприязнь к старой женщине. Она не знала ее, только видела однажды, но уже боялась. Старуха была очень маленького роста и немного горбата; лицо ее выражало недоброжелательность.

Порывисто обняв парня за голову, девушка вскочила и отошла.

— Ты чего это? — спросил Йошка.

— Ничего.

Да она и сама не знала «чего». Это было смутное и жаркое желание, тоска по Йошке; ей хотелось буквально впиться в него, обнять, забрать его всего и не давать никому — ничего не давать, ни кусочка, ни капельки, хотя бы мир перевернулся!

Своей маленькой глупой головкой она не могла придумать, как сделать это, но никогда никто не испытывал ничего более прекрасного, чем она, узнавшая всепоглощающее и всеобъемлющее чувство любви.

На душе у нее было легко, ведь она была молода и еще неискушена в битвах судьбы! Жужика даже запела:

— Ну, пойдемте же! Да не разевайте рот — муха влетит.

Парень обрадовался, что она так легко восприняла их разговор, и неуверенными шагами, немного смущенный, побрел за ней.

— Не знаю, как старуха может быть такой сварливой, — проговорил Йошка. Он уже подыскивал для собственной матери слова порезче, инстинктивно чувствуя, что только тогда сможет привязать к себе девушку, тоже женщину, когда вырвет из сердца другую женщину — свою мать: — Да… Просто понять не могу, зачем она говорит мне подобные вещи. Раз я сказал, значит, так тому и быть. Не правда ли? А потом, ведь если ты станешь моей женой, ты же не допустишь, чтобы мучилась моя старая мать?

— Идите вы к черту! — ответила Жужика и, взяв насаженную на длинную палку метелку, которую она одолжила в доме инженера, принялась подметать чердак.