– Милости прошу… – пригласил он мановением руки, вглядываясь из-за газеты. – Кого имею удовольствие?.. – произнес он важно-приветливо, – рад вашей визитации… уж извините, не встаю… увы, расплата за виноградное прошлое, хотя наблюдал умеренность.

Они пожали огромную его руку.

– Пра-а-шу… Какому приятному а-казиону обязан вашим извещением, молодые люди?.. – вопросил «львище», так отметил Виктор Алексеевич. – Прекрасная барышня… – галантно обратился старец к робевшей Дариньке и выправил бакенбарды на плечи, – благоволите поразвлечься сиими приятными фрухтами, пра-а-шу, полакомьтесь… – указал он на вазу с персиками.

Даринька кивнула, вся в нем. Виктор Алексеевич объяснил: его поверенный получил от почтеннейшего Макария Силуановича все справки, и они явились представиться и поблагодарить.

– Па-а-веренный?.. – старался вспомнить старец.

– Вы с ними изволили пробовать марсалу… – повел Виктор Алексеевич «наводкой».

– Ма…рсалу!.. да-да, хе-хе… веселый господин… ах, говорун!.. Лучшее из испанских вин, бу-кет!.. Да-да-да… по полрюмочке, после насыщения… для а-саже[26]. Храню, как… Но нонче душно, очень… атмосфера… – помахал он на себя лапищей.

– Вот, самая та марсала…благоволите… как свидетельство глубочайшего… – говорил Виктор Алексеевич, ставя кулечек в ногах старца, – парочка бутылок, с «паспортом»… сардины французской, высшей марки, ваши любимые, и мармелад от Абрикосова…

– Тронут вниманием… господин полковник, судя по вашим регалиям?..

– Да… коллежский советник, инженер-механик…

– А-а-а-а… – проникновенно протянул старец, – такой молодой, и… Меха-ника… вы-сокая наука!..

– А это моя жена, та самая Дайнька… вы ее когда-то на руках держали, Макарий Силуаныч… помните?..

Даринька взирала благоговейно, как девочка могла бы взирать на митрополита.

– Как-с?.. изволили сказать, на руках?.. – старался понять старец, переводя взгляд на Дариньку.

– Дайнька… все так ее называли ласково во дворце… крошку, всегда в белом, как ангельчик… – наводил Виктор Алексеевич, – эту прекрасную молодую женщину… Тогда она была совсем малютка… дочка покойной Олимпиады Алексеевны, жившей по хозяйству у вашего покойного барина… вы помните?..

Макарий Силуаныч расправил бакенбарды и старался выпрямиться в креслах.

– Благоволите, сударь, извинить, но я обязан заметить вам… не барина, а их сиятельства, князя Феодора Константиновича …… – поправил он вежливо-внушительно. – Их сиятельство всегда останавливали… когда именовали их по батюшкину титулу бароном. Пра-а-шу запомнить… – погрозил он пальцем: – «Высочайше утвержденным!.. мнением Государственнага Совета!.. действительному статскому советнику, барону Константину Львовичу …… дозволено принять фамилию и герб ……, из рода коих происходит его мать, урожденная …… и впредь именоваться ……! Их сиятельства прадеды стояли… Ивана Васильевича Грознаго… у правой руки!.. А пресветлейший… Но не дерзаю, грешный, имя Святителя поминать в приватном разговоре. Их сиятельство были наиблагороднейшие, наивысоконравственные… чистоты голубиной… и сердце… князиньки моего…»