Месяца через три ему доверили один из отрядов, с которым он и продолжал боевую подготовку.

Разные были подружки у Марины Борисовой — легкомысленные хохотушки вроде Евдокии Федотовой, красавицы-скромницы, такие, как Фруза и Катя Садникова, работяги-подпольщицы — Сима Кетова, Даша Степанова, смелые и решительные боевики типа ее тети Фроси.

Но вот появились и друзья-мужчины.

Среди них на редкость некрасивый молодой человек, но в приличной паре, с котелком на голове и в лайковых перчатках. Стал он нередко подъезжать к дому Борисовых в экипаже с рессорами, запряженном парой лихих коников, с возчиком на облучке. Это был преуспевающий помбух потребиловки Терехин, которого Маринка также узнала на совместных занятиях политического кружка. Ныне он стал ходить в ее женихах.

Помощник, которому, ходят слухи, уже уготован пост уходящего на отдых по старости главного бухгалтера, и хозяйка частной женской школы рукоделия — чем не пара?

Вон они покатили вдвоем по большаку. Никто не видел, как Терехин сунул перед тем объемистый короб под крыльцо Маринкиного дома.

Парочка укатила прогуляться. Совет им да любовь!

А короб тем временем специальным крючком извлечен из-под крыльца и втянут под фундамент дома, где его содержимое располовинено — часть сложена в большую коробку из-под широкополой шляпы и в аккуратный кожаный докторский чемоданчик. Шляпная коробка вечером попадет на чердак, а со своим баульчиком позднее уйдет Маринкина курсантка-швея Дарья Степанова, чтобы еще понадежней спрятать этот опасный груз.

После длинной приятной прогулки в хорошем тарантасе, влекомом резвыми, хорошо бегущими кониками, озорница Борисова разрешала Терехину на руках снимать себя перед окнами своей квартиры, куда уже собрались ее ученицы.

Знала Маринка: нередко подружки ревновали к ней своих ухажеров — не однажды заезжал за ней на лихачах и Петр Ермов, увозил ее на рослом вороном рысаке и ее губернский воздыхатель, вечный студент Козер, человек средних лет, с шиком одетый, изрядно пахнущий лучшими духами, всегда с букетом цветов по сезону — то сирень, то черемуха, то чудесные чайные розы, а осенью — крупноголовые георгины и крепкостебельные астры разных цветов и оттенков. Он, как и Терехин, привозил то в ящике, то в картонных коробках ей подарки, небрежно оставляя их возле крыльца. Бывало, Григорий тащит короб на руках прямо в дом и тут же на глазах у подруг и друзей распаковывает, лукаво улыбаясь:

— Пусть потешат свои душеньки, а мы — материалисты. Нам бы утробу ко времени ублажить. — И впрямь — в коробке оказывалась бутылочка коньяка с банкой икры паюсной или коробками шпротов, а то шампанское с фруктами. И всегда несколько плиток любимого Маринкиного шоколада московской фабрики Эйнем.