Затаив дыхание, следили теперь за Васьком и с баррикады.
— Глянь, — сказал Баков Васяткиному отцу, — твой-то сорвиголова чё выделывает!
Константин Адеркин так и ахнул. Не мог он только понять, что за нужда занесла его чадо на такую высоту, да еще босым и в одной рубахе.
А Васек никак не мог дотянуться рукой до голубка. Только перехватится повыше, как шест предательски скрипит и валится на сторону. Пришлось еще раз опуститься немного. Но вскоре Васятка снова поднялся повыше и вновь попытался снять с железины бездыханно висящую птицу. Голубок тут вдруг так затрепыхал крылышками, что никак его нельзя было ухватить. Шест снова угрожающе наклонился, и Васек опять вынужден был отступить. Ему стало зябко, ноги замерзли, руки потрескались, одна ладошка кровоточила. Тогда Васек решился на смелый шаг: взобрался еще раз повыше и отважно полез на самую верхушку старого подгнившего шеста, но теперь сделал так, что шест гнулся в сторону смотровой площадки. И вот что-то громко треснуло. Васятка вместе с обрубком шеста свалился на самый край площадки. Своей тяжестью Василек сломал одну из перекладин ограждения, и не собрать бы ему костей, если бы не подоспевший друг. Сумел-таки Филя ухватить его и вовремя удержать от падения. Потирая ушибленное место, Васек подымался, на мгновение забыв о голубке. Да еще Филя раскомандовался, стал совать ему портянки. Васек было принял их из Филиных рук, но вспомнил о голубке и снова бросился к краю площадки. Там повис злосчастный прут, а на конце его, словно в силках, продолжал биться голубок. Только теперь Васек увидел, что держало птицу.
Видно, кому-то надоело, что птицы часто натыкаются на торчащий в сторону острый штырь, и его загнули петлей. В эту петлю и угодил одной лапкой голубок, да так прочно увяз, что, сколько ни трепыхал крылышками, освободиться из этого капкана не сумел. Василек, взвесив все обстоятельства, не стал больше действовать необдуманно. Сел на свою куртку, старательно обтер от грязи и снега всегда бывшими при нем холщовыми тряпицами свои окоченевшие ноги, замотал их портянками и обулся. Быстро облачился в свою одежду, еще раз натер руки снегом, смывая кровь, нахлобучил шапку и достал голубка из петли.
Филя стоял в полной растерянности. Он только сейчас по-настоящему понял, что все эти лишения Васек добровольно принял на себя из-за этого беззащитного белого комочка, который теперь запихивал глубоко за ворот своей рубахи, прямо к голому телу. Застегнув сколь мог плотно одежку, Васек начал спускаться.
— Стоп! Куда ты? — вдруг взъярясь на него, закричал Филя.