— Вот тебе, негодяй, отсюда все пути открыты, — сказал тогда начальник отряда народной милиции Александр Аметистов, вываливая Камского из тачки в мусорную яму. И добавил: — Вперед иди, подале от нас, хоть налево правь, хоть направо свои лыжи востри — всюду твоя дорога. Но запомни: назад, сюда к нам на завод, тебе пути нет и не будет во веки веков.

— Аминь! — насмешливо подхватили дружинники с милицейскими повязками.

Услышав басок Смычкова, баррикадники ясно вспомнили всю эту недавнюю историю. Все они были ее активными участниками. Разговоры стихли. На баррикаде слышался теперь только голос Смычкова, а баррикадники с удовольствием стали зрителями своеобразного дивертисмента, который устроил Смычков, чувствуя себя на баррикаде словно на театральных подмостках народной столовой.

— Суд революции идет, прошу встать! — строго и так естественно и убедительно для тех времен самого начала революции прозвучал голос Якима, что некоторые из боевиков невольно поднялись со своих мест и, засмущавшись, завозились, вновь садясь и делая вид, будто просто поудобней устраиваются.

А спектакль продолжался.

— Я, общественный обвинитель Степан Кочурин, упрашиваю вас, товарищ судья, и всех вас, присутствующих на суде: кто устраивал на завод злейших врагов рабочих — шпиков, провокаторов?

Теперь басок Смычкова загустел, и на самой низкой басовой октаве послышалось лишь одно слово, произнесенное, это поняли все, судьей Антоном Болотовым:

— Камский!

И снова голосом Кочурина звучит в устах Смычкова прокурорский вопрос:

— Кто во время наших стачек и демонстраций натравливал на нас и вооружал шпану и пьяниц с пристанционных складов?

И опять голос густел и вылетало одно слово:

— Камский!

И снова вопрос прокурора:

— Кто подпаивал и подкармливал пьяниц и лежебок пожарников, платил им деньги за то, что выслеживали демонстрантов?

— Камский! — звучал в ушах баррикадников густой басок Смычкова — Болотова.

— Кому надо дать по шее, вывезти на тачке и запретить когда-либо появляться на Волжских заводах?

И в последний раз густой басок отвечает:

— Именем рабочего народа революционный суд определяет: виноват Камский. Меру пресечения, предложенную общественным обвинителем, милицейскому наряду привести в исполнение немедленно. Товарищ Аметистов! Действуйте.

Будто и не гложет сердца тревожное ожидание неизвестности, будто не затаился тут каждый, чтобы дать решительный бой лютому врагу восставших рабочих, а сидят они все по-прежнему, как месяц-другой назад, на спектакле народного театра в рабочей столовой. И баррикадники дружно ударили в ладоши. Кто снял, а кто и не снимал варежек, и потому откуда сухо и звонко, а из иных мест глухо, словно подушку выбивают, раздались аплодисменты. Настоящий театр, подлинная сцена. Разве что Яким Смычков не раскланивался.