— Узнал, — прошептал Андрейка, тоже вдруг застеснявшись.
— Теперь у вас веселее жизнь пойдет, — продолжала мама. — Погода наконец-то установилась, будете в лес по грибы ходить.
Из сеней выглянула бабушка. И-запела, запела ласково:
— А батюшка, а матушка… гости-то какие к нам пожаловали! Красавицы мои, что же вы у порога стоите? Ниночка, Сонечка, Зоенька… цветики пунцовые, пожалуйте в горницу!
Оглянулась бабушка на Андрейку, ткнула его в спину кулачком:
— А ты, хозяин, чего оробел? Забирай у девочек поклажу, а то они с дороги притомились!
Андрейка спустился на лужок, подошел к девочке с розовым бантом на самой макушке.
— Нин, — сказал он тихо, — давай мне свою авоську.
Нина отступила на шаг и показала Андрейке язык.
— Ишь какой прыткий! Так я тебе и отдам… тут зефир в шоколаде да печенье!
Засмеялись и мама, и бабушка, и сестры Нины. И неловкости как не было. Громко переговариваясь, гурьбой пошли в избу.
Наутро раньше всех встала бабушка. Она заботливо прикрыла лоскутным одеялом Андрейку, спавшего вместе с ней на топчане у печки, и куда-то ушла.
Домой бабушка вернулась с крынкой молока. Доставая с посудной полки граненые стаканы, она уронила на пол железную банку из-под леденцов. И чуткий Андрейка тотчас проснулся.
«К лесничихе тетке Анисье ходила, — подумал Андрейка, наблюдая за бабушкой в узенькие щелочки прищуренных глаз. — Парного молока принесла. У лесничихи молоко прямо как мед сладкое. Такого у нас в городе никогда не бывает».
А бабушка, разливая по стаканам молоко, шептала себе под нос, словно колдовала:
— Этот стакашек Андрейке, а эти три — девочкам… пусть их поправляются. Оно, утрошнее, знай какое целебное. Ну и мамке Андрея… ей тоже надо.
Бабушка вздохнула, подумала о чем-то и снова заколдовала:
— На кашу манную надо бы еще выгадать. Просила Анисью: дай две крынки, у меня гости из города. А она наотрез: у других тоже гости! Себе, говорит, капли не остается, последнюю крынку отдаю тебе. Поди, хвастает… ох уж мне эта Анисья, чугунная голова!
Приподнявшись с подушки, Андрейка капризно протянул:
— Ба, а ба!