— Синицын сын, — сказал я. — Вот только щечки того… будто зеленкой вымазаны. Подрастет, и они побелеют… будут точь-в-точь как у мамки.

Большие, цвета спелого ореха глаза девочки смотрели на меня внимательно, не мигая.

— Ты чего сегодня с ним будешь делать? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Даже не знаю. Хотя птенец и слетыш, а самостоятельно кормиться он еще не научился. Ему мамка нужна.

— Уж придумай чего-нибудь, — вздохнула Маша. — А то мне его жалко. А теперь я пойду к бабушке.

Проводив девочку, направился я на кухню. Шагал по тропинке и думал: «Ну, задала же мне Маша задачу!»

Синичонка я посадил на высокое крыльцо. Отсюда хорошо просматривался сад. А потом меленько накрошил перед птенцом творогу. Не забыл поставить и низенькую баночку с водой. Но синичонок, как я и предполагал, не притронулся к пище. Равнодушно осмотревшись вокруг, он нахохлился, притих. И вскоре, пригретый солнцем, задремал.

Сон этот был чуток. Когда полчаса спустя в кустах смородины наискосок кухонного крыльца призывно засвистела синица, птенец вздрогнул и открыл глаза.

«Мать нашлась?» — подумал я с надеждой, стараясь не шевелиться.

«Цви-инь! Цви-инь!» — снова пропела в кустах синица.

Синичонок насторожился. Потом несмело скакнул к самому краю ступеньки. Когда же вновь раздался настойчивый посвист матери, он взмахнул крыльями и храбро полетел. Около ветвистого куста смородины синичонок упал, обессилев. Но тотчас встрепенулся и затрещал по-воробьиному, широко разевая клюв.

В этот миг я и увидел мать синичонка. Она стремительно выпорхнула из чащи, сунула в клюв птенцу какую-то букашку и так же проворно куда-то скрылась. Немного погодя она появилась снова. Опустилась на нижнюю ветку яблони и пропела: «Цви-инь! Цви-инь!»

Наверное, на птичьем языке это означало: «Ну, что же ты? Лети сюда, здесь безопаснее!»

Синичонок повертел туда-сюда маслянисто-черной головкой и, слушаясь мать, устремился к яблоне. Опустился на ветку и чуть не сорвался с нее, но вовремя справился. И опять смешно, по-воробьиному, затрещал, требуя корму.

Синица, как бы дразня своего малыша зажатым в клюве червяком, перепорхнула на крепкий сук, нависавший над нижней веткой. Неуклюжему синичонку ничего другого не оставалось, как последовать за матерью.

Через пару минут я потерял из виду и синичонка, и его заботливую мамку.

«Теперь самое время сходить к соседям, — подумал я с облегчением. — Надо их успокоить, пусть не тревожатся о глупом птенце».

Нежаркое в этот час солнышко так хорошо пригревало, что я еще некоторое время предавался покою и радости. Радовался я и за синичонка, радовался и за добрых людей — милую девочку Машу и ее жалостливую бабушку Спиридоновну, не бросивших беспомощного птенца на произвол судьбы.