— Да, да… У меня в долине полгектара было, Надя. Знаю это место, ой, сколько раз там сиживал! — закивал Патику, и глаза его сузились в щелочки.

— Рарица, непутная, подумала: зачем брать воду из ручейка, где топчутся звери, если чистая колодезная в двух шагах? И спустилась… Нет, сначала на пригорок взбежала, потом вниз, в котловинку — молодость легка на подъем… Вот и «поминальник Пантюшин» — тиной бы его затянуло, нечисть гиблую, чтоб ему пересохнуть на веки вечные!

— Не надо проклинать, Надя. Не надо, нехорошо, — примиряюще, по-жениховски сказал Скридон, первый ругатель на селе.

— Да как смолчишь, баде? Стоит Рарица и смотрит: на старом срубе из пней лежит ковшик, белый-пребелый, новехонький, как игрушечка, точно злой дух к колодцу приманивает. Дуреха, бежать бы ей сломя голову обратно, нет, стоит и гадает: кому пришло в голову украсить забытый сруб белым скобленым ковшиком? Здесь, среди пустынных кочек и бугров, где живой души не встретишь, чья-то рука выдолбила ковшик для колодца.

— Новый, говоришь? Да еще беленький? — глубокомысленно переспросил Патику, и не поймешь, сочувствует он или комедию ломает.

— Точно заворожил ее, проклятый! Жаловалась Рарица, когда от первого мужа вернулась домой: «Не знаю, говорит, леля, что на меня накатило. Как увидела ковшик, такой вдруг смех разобрал! Стою и смеюсь, как полоумная, остановиться не могу». Схватила его, запустила в колодец — бульк! — глубоко ли до дна, воды зачерпнуть похолодней…

Кирпидин слушал, по привычке склонив голову набок, слушал, не перечил, хотя и сам кое-что проведал о той истории — долго судачили по селу о Рарице.

Подошла она к «Пантюше», набрала воды, отхлебнула. Слышит плеск — в ручеек, что вытекает из-под сруба, нырнул лягушонок, и по дну за ним тянется мутный след, — зарылся в ил, затаился. Вокруг, куда ни глянь, тишь, и там, в вышине, в бездонной сини, безмолвие царит, как в заброшенном храме, где спят вниз головами летучие мыши. Рарица перелила воду в кувшин, нагнулась еще ковшик наполнить, отпила глоток — радуется, как дитя забаве, вон как разбегаются круги по воде! Усмехнулась: глупая лягушка, чего испугалась? Постой… Что там за птица вспорхнула позади, за спиной? Ой, и тень какая-то, неужто коршун? Огромная, черная, с автоматом на шее! Нет, не просто тень — здоровенный мужчина, вот и заговорил он, да не с лягушечкой, с Рарицей:

— Девица-красавица, ковшик-то не выливай, не надо. Эту воду, холодную и чистую, хочу из твоих теплых рук выпить. Ведь белый ковшик баде выдолбил, пока тебя здесь поджидал, моя хорошая…