— Там он, в той комнате, — сказала Рарица чуть слышно.

Кивнула на дверь в другую комнатушку, плотнее закуталась в одеяло, будто знобит. Скридон удивляется: что с ней? Умаялась за ночь? Ну, пусть лежит, сил набирается.

— Да ты сядь, — измученно говорит Рарица.

Хлопнула дверь. Кто там, подоспела боевая сестричка с главным врачом? Скридон обернулся. А, нет, в палату вошла низенькая, неповоротливая женщина на сносях — переваливается по-утиному, словно укачивает-убаюкивает огромный свой живот.

— Покормить дают, а потом уносят. Они там сами их пеленают, пока так…

Рарица говорит устало, почти равнодушно, просто чтобы не кидался муж по пустякам на всех подряд. Знала, если придется Скридону не по нраву, начнет ерепениться и пыхтеть, как звереныш в норе.

— Сядь, Скридонаш. Здесь акушерки за детьми смотрят, нянечки пеленают…

— А ты что, не мать? Отдать сына в чужие руки! Кто знает, что за люди, не углядят, а он перевернется набок да и задохнется, не приведи бог. Это же НАШ сын, фа!

Рарица искоса посмотрела на мужа: проведать пришел, а сам пыжится, негодует… И вдруг расплылась в беспомощной, невинной улыбке. Это была улыбка, обычно блуждавшая на ее лице, чуть глуповатая улыбка желтого цветка тыквы, который вьется-тянется вверх и готов расцвести в пасмурный день даже на трухлявом тыне. «Перевернется… Мальчишке и дня нет от роду, много он тебе наворочается».

— Бог ты мой, Скридон, — прошептала Рарица, часто-часто моргая, уткнулась в подушку, плечи задрожали под одеялом. Не то плачет, не то смеется.

— Ты что, Рарица? — встрепенулся старик и топ-топ, подковылял к ее кровати. — Что с тобой, милая?

— Ничего, так… Сейчас пройдет, — и она всхлипнула. Вздохнула, и не поймешь, то ли счастье небывалое посетило женщину, то ли от горя она сокрушается.

— Может, что не в порядке у него… У сына, говорю. Случаем, не калека? Живой хоть родился-то, а?

Рарицу словно прорвало:

— Да не каркай ты, черт! — закричала истошно: — Уходи отсюда, дай мне жить! Убирайся!..

— Вон оно как… — пробормотал дед. Сколько лет вместе, никогда не видел жену такой. Отошел на цыпочках, сел на колченогую табуретку, примолк: «Что это с бабами творится, когда рожают?»

Всхлипнула опять Рарица — полегчало ей, какая-то тень отступила, словно ветерком качнуло цветочек тыквы. А может, выбралась из желтого венчика какая-нибудь черно-зеленая букашка и улетела прочь, сгинула-растворилась в полуденном мареве…

4

4