После ужина я взялся протирать ружья. Егорыч, стянув яловые сапоги, дремал. Он сидел на топчане в носках, обхватив руками колени, — маленький и сучковатый. Снежным комом белела в полумраке его большая косматая голова. Глаза были полузакрыты.

— Угадай, — неожиданно спросил Егорыч, — сколько лет этой избушке?

— С десяток, поди, будет?

— Бери больше. Она половину моего прожила… И вот сейчас я думал о том человеке, который ее срубил. Пришел, срубил и — ушел. Может, уехал далеко. Может, его давно и в живых нету. А зимовье стоит. И кого бы сюда ни занесло — он всегда согрет, укрыт от непогоды. Знаешь? Я бы тоже взял однажды пилу, топор и где-то в тайге срубил такое же зимовье, чтобы и от меня кому-нибудь через много лет было тепло. Одобряешь, а?

— Отчего же нет? Готов идти вместе с тобой… А кто же все-таки строил избушку?

Егорыч придвинулся к нашему светильнику.

— Говорят — Тимофей Корягин. Но я его так и не видел, а охочусь тут давненько. Помню, года четыре назад — работал я тогда агрономом в областном управлении — смотрели мы земли по Ушмукану, притоку Монгоя. И повстречался нам старик с лайкой и чудным ружьем — одноствольным, старинной конструкции. Старик высокий, кряжистый, с густой бело-рыжей бородой. Но не знаю, Корягин то был или кто другой. Не спросил. Рассказывают, он давно тут селился — лет тридцать назад. — Егорыч сунул в огонь валежину, налил себе полкружки чаю. — Дело-то как, говорят, было? Однажды приехал Тимофей на Монгой ягоду брать. Приехал с молодой женой. Брали вместе… Потом он спустился в ключ за водой. Жена осталась на ягоднике. Тут ее медведь и повстречал… Схоронил Тимофей жену и ушел из села. Одинокому было все равно, где жить. Срубил эту избушку… Летом — с геологами ходил, к топографам нанимался, сенокосчикам помогал, связистам. Зимой охотничал. Прожил тут долго. А как ноги сдали и глаз не таким верным стал — потянуло опять к людям. Жилье свое всякому захожему оставил… И кого здесь только не перебывало! И охотники, и рыбаки, и ягодники, и геологи, и лесозаготовители. Даже художник один жил…

Закончив рассказ, Егорыч опять откинулся к стене. Я собрал ружья и стал укладывать в рюкзак продукты: кроме нас, в избе были и старожилы — полевые мыши-проныры.

— Может, на бок? — предложил Егорыч. — Сегодня уж никто сюда не пожалует. Вот завтра — суббота, ожидай пополнение.

III

Свечу загасить не успели. В тишине — шаги. Распахнулась дверца. Из темноты:

— Привет охотникам! Пустите к огоньку.

— Заходи, ежели не разбойник, — отозвался Егорыч.

Большой кирзовый сапог водворился в наш терем, вслед за ним протиснулась коренастая фигура. Человек осмотрелся, притворил за собой дверь, присел на порог. Снял шапку, обнажив смуглый лоб и короткие сбившиеся волосы, располагающе улыбнулся.