Были у Глашихи когда-то и любовь, и семья, и радость. Были в ее не красной углами, но всегда обогретой и щедрой на добро избе шум и веселый гам, смех, праздники, песни. В этой избе она родила двоих детей и, слава богу, обоих вырастила. Однако дети, — что же? Известное дело: чуть приоперились, на ноги мало-мало встали — и уже они как бы и не твои, уже пошли, потопали отдельными от тебя — счастливыми, нет ли, но своими путями-распутьями. Да это вроде и привычно, к этому себя загодя готовишь. Она знала, что наступит день — и дети уйдут от нее. Но еще раньше другая беда, куда горше и тяжелей, подстерегла ее. Задолго до того, как дочка и сын стали большими, Глашиха успела овдоветь. В реке утонул ее верный дружок и опора, скупой на ласку, но заботливый, преданный отец, и безотказный, во всем безответный артельский работник — Евстигней.

В те последние свои годы он был бригадиром колхозных скотников. Откормочный гурт они пасли — бычков — бурунов подращивали, нагуливали для мясопоставок. И, не ровен час, велели им тогда, в самом начале зимы, до срока сдать из гурта сто пятьдесят бурунов — отогнать в райцентр, на бойню. Туда не ближний свет — почти сто километров, и больше половины пути — по тайге. Дорогой надо было не то три, не то четыре раза реку по льду переходить. А лед к той поре толком еще не окреп, не заматерел, — долго нежило забайкальскую тайгу затяжное осеннее тепло, весь октябрь не было снега, и позднее обычного встала река. Первый раз, мужики сказывали потом, они перешли с берега на берег благополучно, хотя лед и трещал, прогибался. А в другом месте он, видать, оказался неверный, с промоинами исподнизу, — на середке проломился, буруны ухнули в воду, сбились кучей, заревели, полезли один на одного и стали тонуть. Евстигней, говорили, первый соскочил с коня и кинулся заворачивать, спасать бычков, да и сам не уберегся — попал промеж них, угодил в пролом, и его накрыла льдина. Моментом это случилось, ничем пособить ему не успели…

Полтора десятка вздутых бурунов-утопленников пронесло весной по реке. Только в начале мая, далече от гиблого места, на которое Глашиха ездила зимой глядеть как на могилу мужа, уже не чая и мертвым его увидеть, нашли с краю каменистой косы, у шиверы, тело Евстигнея. На моторной лодке приплавили в Ключи. Тут Глашиха заново пережила, перестрадала вдовье горе, со всей бабьей самозабвенностью оплакала своего Евстигнеюшку. Миром, честь по чести, в присутствии колхозного руководства воздали последний долг погибшему, предали прах земле и потом, как водится, в его же, Евстигнеевой, избе помянули отошедшую душу…