Гардиман заверил леди Лидьярд, что прикажет обыскать всю ферму и, как только пес найдется, отошлет его домой с кем-нибудь из слуг. Ее милости пришлось довольствоваться этим любезным обещанием, и с тяжелым сердцем она уехала. «Сперва Изабелла, теперь Тобби, – думала она. – Так вот и теряются все, кто делал мою жизнь более или менее сносной».

Проводив гостью до ворот, Гардиман забрал у спешившего к дому лакея стопку только что доставленных писем. Он медленно ступал по траве, вскрывая и прочитывая их одно за другим. Все они были от друзей, которые ранее приняли приглашение, а теперь с сожалением извещали, что быть на обеде не смогут. Гардиман как раз заталкивал письма в карман, когда за спиною у него послышались чьи-то шаги. Обернувшись, он увидел Моуди.

– Что, приехали отобедать? – грубо спросил Гардиман.

– Я приехал с маленьким подношением для мисс Изабеллы в честь ее бракосочетания, сэр, – тихо ответил Моуди. – Если позволите, я хотел бы положить свой подарок на ее тарелку; она увидит его, когда гости начнут рассаживаться.

С этими словами он открыл небольшой футляр, в котором лежал простой и изящный золотой браслет с надписью по внутренней стороне: «Мисс Изабелле Миллер с самыми добрыми пожеланиями – от Роберта Моуди».

Браслет при всей простоте его формы был, несомненно, превосходной работы. Надобно сказать, что Гардиман заметил волнение Моуди в тот день, когда они с Изабеллой повстречались ему на дороге, и сделал для себя кое-какие выводы. При взгляде на браслет лицо его разом потемнело от ревности.

– Ну-ну, дружище! – с презрительной фамильярностью усмехнулся он. – Не стесняйтесь! Малость подождете – и передадите свой подарок собственноручно.

– Нет, сэр, – сказал Моуди. – Если вы не возражаете, я бы предпочел его оставить.

Гардиман понял, что слова эти продиктованы деликатностью, и, сам не зная почему, разозлился еще больше. Он собрался уже ответить что-то резкое и недостойное, когда от дома послышался голос Изабеллы: она звала Гардимана.

Моуди тоже узнал этот голос. Лицо его неожиданно исказилось, как от боли.

– Всего хорошего, сэр, – грустно сказал он.

Гардиман развернулся и ушел, не прощаясь. Моуди медленно двинулся в сторону шатра. Внутри никого не было: приготовления к обеду уже завершились. Против каждого места стояла карточка с именем гостя. Моуди нашел карточку невесты и вложил футляр с браслетом в свернутую салфетку на ее тарелке. Он постоял немного, опершись рукою о стол. Ему нестерпимо хотелось получить от Изабеллы несколько слов – пока она еще не потеряна для него навсегда. Искушение было так сильно, что он не устоял. «Если бы она согласилась ответить, нравится ли ей браслет, – думал он, – ее записка была бы мне утешением в одиночестве».