Над тундрой тишина, постоянное солнце ходит по сизому небу беззакатно. В полдень оно поднимается чуть выше, белеет в накале, стоит в той стороне, где Снежногорск. В полночь оно трется о верблюжьи горбы. Дальние сопки покрыты желтоватой прозеленью карликовых берез. Кое-где в расщелинах темнеют низко присевшие к земле зонты сосенок. Ближние к бухтам сопки с белыми вкраплениями огромных камней стоят хмуро. Сопки покрыты бурой низкорослые, похожей на мох, лишь кое-где втыкается, словно стебелек бурьяна, карликовое деревце.

Конец июня стоял над тундрой — теплое время. Через месяц, глядишь, пойдут грибы и ягоды. Южные скаты уже пестрели мелким разноцветьем: белым, голубым, желтым, пунцовым. Поднялось худосочное, но бесконечно живучее разнотравье. В затишке, на пригреве, распустилось этакое чудо, на которое смотришь и смотреть хочется. Пустило корни по расщелинам, по мелкому слою грунта, укрепилось ими намертво и живет. Рядом, на полуночной стороне бугра, обдуваемой свежаком, — пусто, разве один лишайник. А здесь, гляди, юг, да и только.

На футбольном поле, защищенном сопками-горбами, тоже свой микроклимат. Некоторые ребята уже скинули с себя фланелевки, в тельняшках гоняли. Юрий Баляба снял брюки, отбросил их пинком в сторону и айда дальше в трусах. На нем тельник с обрезанными рукавами, широки выхваченным воротом. Не тельник, а обыкновенная майка, только полосатая.

Пестро на поле: кто в синей, кто в серой робе; у одного бескозырка с белым чехлом, у другого без чехла — черная, третий вовсе голомозый носится; один смуглый, другой белотелый. Смотришь, как на разнотравье, что на южных склонах. Прижились — уже и Север им не в Север.

Незакатное солнце ввело их в грех. Давным-давно на кораблях сыгран отбой. На плавучих и в береговых казармах все отошли ко сну. Синие ночники вяло посвечивали в кубриках. Дремали у телефонных столиков дневальные. Прилегли на койки поверх одеял рассыльные. Дочитывали последние страницы поскучневших книг дежурные, вытянувшись на обитых дерматином мягких диванах или жестких кушетках.

Возможно, только оперативные дежурные штабов, вахтенные сигнальщики да часовые у сходней не подумывали о сне. А так все живое ко сну клонилось.

Но на площадке — день в разгаре. Сапог тяжело бьет по мячу — и мяч взвивается свечой вверх или врывается пушечным ядром в символические ворота. Гам, ругань, свист, улюлюканье — на всю тундру. Давно потерян счет голам. Да и какие тут голы, если один говорит: «влетел», другой оспаривает: «выше штанги». Один кричит: «Рука!», другой отвечает: «На вот, выкуси!»