Курчавина Владлена заботило другое.

— Че притих, старатель? Ветерку хлебнем — вещь слаще спирта. И красное солнышко увидим — должно играть над морем. Хватит ему саковать, срок вышел зимней спячке, пора светить.

Но Балябу ни спирт не занимал, ни солнце красное. Ему все виделось в каком-то странном свете, словно глядел на мир сквозь неверное темно-зеленое стекло. Водолазы, постукивающие по обшивке, являлись для него фантастическими существами с огромными, раздутыми, словно пузыри, головами. Вместо рук и ног — щупальца, как у спрутов. Обняли лодку вдоль и поперек, опутали, точно тросами. Из их объятий вряд ли можно вырваться.

Даже испарина появилась у Юрия над верхней губой. Возможно, он такой мнительный хлопец, что ему самое простое дело кажется весьма сложным, необыкновенным, даже фантастичным. Возможно, по молодости службы так разыгрывается воображение. Некоторые салаги, может быть, тоже видят нереальные картины, да только не подают вида. А Юрий открытый весь: что на душе, то и на лице. Нет, головы он окончательно не теряет. У него и сила появляется в нужную минуту, и сноровка. Но это когда в напряженных обстоятельствах, а вот когда чуток посвободней, когда в ожидании чего-то…

— Баляба, Пазуха, Курчавин, Шалимов!.. Быть готовыми.

Но это предупредили на всякий случай, предварительно. Еще ж и колокола не спустили, еще только водолазы обстукивают-общупывают корпус. Вот они нашли гнездо, свинтили предохранительный колпак, воткнули вилку кабеля: сейчас дадут омертвевшей лодке свет и энергию для компрессоров, для иных механизмов. А вот и телефонный кабель подключили.

— Вано, дорогой!.. — Какой бархатистый, какой, оказывается, славный голос у Дураза Чиковариани.

— Чико, слушаю тебя. — Кедрачев-Митрофанов прижимает к потному уху холодную массивную трубку.

— Выходить будешь, дорогой? — Чиковариани шутит, зная, что командиру покидать корабль не положено.

— Если только ради тебя, Чико! — широко улыбается Кедрачев-Митрофанов.

— Давай, дорогой, поторапливайся. Мои парни на руках внесут тебя ко мне в каюту. Ты мое гостеприимство знаешь!

Кедрачев-Митрофанов перебивает милую сердцу тарабарщинку, скучнеет лицом:

— У тебя все готово?

— Велишь подавать «карету»? — Чиковариани имеет в виду колокол.

— Подавай!

На «Переславле» включены электролебедки. Изнутри огромной грушей выдвигается колокол, удерживаемый стальными тросами. Тросы потравливаются, проходя через блоки. Колокол опускается на глубину. Вслед за ним тянутся шланги, кабели, словно артерии и вены, крайне важные для живого организма.