— Баляба.

— Есть, товарищ командир!

— Прописан здесь?

— Не-ет… — растерянно протянул Юрий.

— Замечаю, больше времени проводишь у реактора, нежели у своих торпед… Козодоев, медом ты, что ли, намазал свой отсек? — Крылья широкого носа вздрогнули, губы разошлись в широкой улыбке.

Юрий осмелел:

— Куда они денутся, мои торпеды? Никто их не украдет.

Кедрачев-Митрофанов только сейчас заметил, что офицеры, несущие вахту у пульта, встали, стоя посматривают то на приборы, то на него, на командира лодки.

— Садитесь. — Ему захотелось сказать этим людям что-то доброе, чем-то их подбодрить. — А знаете ли вы, кто побил рекорд пребывания под паковыми льдами? — начал с вопроса. Посмотрел на сидящих у пульта, на Козодоева, спиной подпиравшего переборку, оглянулся на оставшегося в проходе Балябу. — А ты знаешь?

— Знаю, — с готовностью ответил Баляба.

— Кто? — Командир был вполне уверен, что Баляба говорит не всерьез.

— Наша лодка.

— Откуда тебе известно? — Командир сбил пилотку на затылок, показал широкие белые подковы зубов.

— Рассчитал. — Он принялся рассказывать, когда, какого числа и месяца лодка вышла в море, когда ушла на погружение, где встретила границу паковых льдов, назвал сегодняшнее число, сравнил срок пребывания с прежним рекордом.

— Молодчина! Слышали? — обратился к реакторщикам обрадованный командир, подумав при этом, что пора оповестить о таком рекорде весь личный состав. — Профессор, ей-право! Козодоев, заставь его писать диссертацию: «Атомные лодки и их способность пребывания под паковыми льдами». Подойдет такая тема?

— Вполне. — Зараженный веселостью командира, Козодоев открылся в улыбке, заблестел крупным лбом, туго обтянутым прозрачно-розовой кожицей.

Ребята, несущие вахту, начали пересмеиваться, поглядывая то на Балябу, то на командира корабля. Кедрачев-Митрофанов в том же духе, но пригасив улыбку, заметил:

— Не забудь упомянуть, что при длительном зависании могут заморозиться трубопроводы.

Козодоев повернулся к командиру.

— Бывает?