Темная весенняя ночь дохнула в разгоряченное лицо сырой прохладой. И от этого легче стало в груди, но мысли не успокаивались. Опять! Опять он промахнулся… Сколько таких промашек! Выходит, Татьяна Власьевна была права? Она тогда сказала, что не верит в Петра Фомича. Ей, конечно, лучше знать: она жена. А он вот поверил ему. Да и как не поверить, если Грачев работал управляющим отделением, председателем колхоза.

За спиной скрипнула дверь, и послышался осторожный голос Степанюка:

— Валерий Сергеевич, в пиджачке-то простыть недолго. Весенняя сырость — она вредная.

— Да, пошли спать, — сказал Хвоев.

Утром за завтраком Валерий Сергеевич был хмурым. Не притрагиваясь к глазунье и блинам, он попросил стакан крепкого чая. Пил его молча, горой нависая над столом. «Что с ним? Чем не угодил?» — терялся в догадках Степанюк, пытая исподтишка гостя взглядом И тоже молчал.

Вот Хвоев встал, оделся и подал хозяину руку.

— Спасибо за гостеприимство. Рад, что встретились, Ефим Александрович. Одно мне не понравилось — взял ты вчера под сомнение нашу боевую дружбу. Извини, я человек откровенный… Времени, конечно, много прошло, но все равно.

— Да что ты, Валерий Сергеевич, — Степанюк засуетился около Хвоева, — никакого сомнения не было. Просто я подумал…

— А вот больше не думай, Александрыч. И работай в полную силу. А что мешает — постараемся устранить. Будешь в Шебавине, обязательно заходи.

Хвоев попрощался на кухне с хозяйкой и сел в машину.

— На центральное, Миша. Да поскорее, чтобы Грачева застать.

— Не беспокойтесь, — с ехидной ухмылкой заметил Степанюк, — застанете. Наш директор тем и хорош, что больше в конторе сидит. А если бы не сидел, тогда совсем хана. Точно!

«Газик», прыгая по кочкам, промчался поселком, выскочил за околицу. Хвоев сидел задумчивый. Потом тряхнул головой, сунулся в карман.

— Миша, что куришь?

— «Гвоздики». У меня постоянная марка. По одежке, говорят, вытягивай ножки. В холостяках, сами знаете, баловался «Беломором» и «Казбеком». А теперь — ша! «Казбек» не курю и усов не ношу. А какие были усы — шик!

— Демагог ты, Миша. — Хвоев повеселел, затянулся «Байкалом».

— Поневоле, Валерий Сергеевич… Ведь седьмой год с вами…

— Да еще, оказывается, и остряк. Доморощенный…

Миша с довольным видом поддал газку.

— Ваш дружок фронтовой, видать, мужик толковый. Хвалят. А вот Грачев не по вкусу ему пришелся. Да и не только ему.