Джим стянул с головы кепку – так полагается в обществе леди.
– Я сказала кучеру, что хочу пройтись, – начала она, нервничая не меньше, чем он.
– Симпатичная повозка, – сумел вымолвить Джим.
Она кивнула.
– Вы рот поранили, – сказала и тут же отвернулась и покраснела.
Словно специально условившись о том, они медленно пошли рядышком под деревьями.
– Вы всегда одна выезжаете? – поинтересовался он.
– Вы имеете в виду, без сопровождения? У меня раньше была гувернантка, но ее уволили. У отца сейчас не много денег. Или было не много. О, господи, я не знаю, что делать…
Она сказала это как ребенок – застенчиво, доверчиво, испуганно. Даже в ее удивительной красоте было что-то незаконченное – словно она не знала, что с ней делать; словно ее только что выбросили в этот незнакомый мир, как в море с лодки.
– Сколько вам лет?
– Семнадцать.
– Слушайте, – мягко сказал он, – мы кое-что узнали о Маккинноне.
Она остановилась и закрыла глаза.
– А
– Беллман? Да. Он за ним охотится. Давеча почти поймал – это там я потерял зуб. Не могли же вы надеяться, что все так и останется тайной! И отец ваш знает, правда?
Она кивнула. Они медленно пошли дальше.
– Что же делать? – прошептала леди Мэри. – Я чувствую себя, как в тюрьме. Как будто меня приговорили… наверное, к смерти. Спасения нет, ничего сделать нельзя. Это как ночной кошмар.
– Расскажите мне о Маккинноне.
– Мы познакомились на благотворительном концерте. Он выступал у нас в поместье, недалеко от Незербригга. Нам удалось встретиться еще раз, позже… Наверное, я влюбилась. Это было так внезапно… Мы собирались пожениться и уехать в Америку. Одна женщина, ее звали миссис Бадд, помогла все устроить, нашла юриста… Но когда настала пора уезжать, Алистер все никак не мог решиться, и оказалось, что я не могу получить свои деньги, и у нас ничего нет. Отец хотел добиться, чтобы брак признали недействительным, но оснований для этого не нашлось, так как мы… Мы провели ночь в пансионе, где он остановился. Так что брак был законным во всех отношениях. И остается до сих пор… А теперь…