Мухоловка наконец взлетела, плавно унося свой баснословно длинный хвост в сторону академии санскрита.

#57. Сад санскрита

Прошла неделя, и я вернулся в свое ласточкино гнездо Рамануджи. Ашвини, надев грозную львиную маску Нарасимхи, которые продавались тут в сувенирных лавках на каждом шагу, и вооружившись длинной палкой, гоняла обезьян, бесчинствовавших на крыше. Девочка из соседнего дома, стирая белье у колонки, смущенно отворачивалась, радуясь, что я вернулся. На ночь в этом зазеркалье над бездной я оставался один, Ашвини давала мне ключ и уходила в деревню.

К этому времени я уже посетил академию санскрита, находившуюся на окраине деревни, и теперь каждый день наведывался туда. Исследовательский центр с табличками на дверях: «Упанишады», «Пураны», «Рамаяна» и так далее. Рядом – корпус библиотеки с десятью тысячами манускриптов, написанных на пальмовых листьях. Невообразимо, но в каждой такой книге, похожей на стопку школьных линеек, перетянутых бечевкой, может уместиться вся Махабхарата или Рамаяна. Двадцать четыре строки на каждой дощечке, испещренной мелким почерком. На таких дощечках были написаны наши с Любой судьбы, найденные и выданные нам в библиотеке Акаши девять лет назад, куда нас привел Рашид. Что-то там было и про Женьку, какой-то несчастный случай, но вроде все должно было обойтись…

Тысячи пальмовых манускриптов лежат под номерами на железных этажерках, образуя библиотечный лабиринт. Написаны они на санскрите, старотамильском или на почти таком же древнем языке Карнатаки – каннада. Этому способу записи более четырех тысяч лет. Пальмовый лист высушивался и обрезался до 30–50 сантиметров в длину и 5–10 в ширину. Текст наносился заостренным металлическим стилом, которым прорезывали буквы, затем покрывали смесью масла и сажи и полировали пчелиным воском. Или же писалось тушью. Есть в библиотеке и несколько стеллажей с древними бумажными рукописями, и манускрипты на бересте, которую использовали в Кашмире.

Мне повезло в первый же приход познакомиться с ведущим сотрудником академии, с которым у нас сложились долгие дружеские отношения – на годы. Звали его Нараяна, имя одной из ипостасей Вишну. На первый взгляд он совсем не производил того впечатления, кем на деле был. Вроде ничем не запоминающееся лицо и обычная цивильная одежда. При этом его внутреннее пространство не уступало лабиринту библиотеки, он и сам был этой библиотекой, и в то же время знания там не пылились и не тяготили его. Очень подвижный жизнерадостный ум, парадоксальные узоры ассоциаций, мягкая ирония, дар слышать собеседника и оставлять чуткие пробелы там, где словам лучше не суетиться. Именно что Нараяна – равновесный круговорот миров. Он и провел меня по исследовательскому центру и библиотеке, рассказывая, знакомя с сотрудниками, которых там, как ни странно, всего несколько человек. Заметив, что я понимаю чуть больше, чем он ожидал, ему самому становился все интересней наш разговор, где уже не нужно было исполнять казенную роль экскурсовода.