Настя вопросительно глядела на отца.

— Умру ежели, сироткой останешься.

— Ты болен? — волновалась она.

— Нет. А люди говорят: жизнь живи, о смерти думай.

Настя рассказала отцу про гору Благодать и могилу Степана Чумпина.

— Бывал… Хороший человек, от него и пошла эта железная жизнь. У нас ведь все благодатское: и заводы, и поезда, каждая железинка.

Усаживал старик девушку рядом с собой и начинал гладить волосы.

— Тятя, о чем ты думаешь?

— Про все, що в жизни есть. Теперь вот Ефросинью вспомнил, маму твою. Ты на нее лицом похожа, только она смирней была, от смиренности своей и умерла допреж времени.

Выпал снег и за одну ночь прикрыл землю толстым слоем, по которому можно было и на санях и на лыжах.

Насте и Степе купили лыжи. Не на коньках, а на лыжах скользили они по пруду, и оба была равны в неуменье ходить.

Кирилл опять стоял на берегу и думал: «Младенцы».

Ребята действительно напоминали младенцев с их первыми попытками ходить. Они часто спотыкались, падали в снег, но это ничуть их не огорчало, а лишь вызывало смех и новое желание научиться.

— Вот теперь мы с тобой поспорим! — радовалась Настя.

— Да уж поспорим!

— Ты на коньках лучше моего, и на лыжах скорей научишься.

— Коньки на лыжи не влияют.

— А все-таки, ноги-то ведь одни.

— Научусь скорей — не завидуй.

— Ты не жалей меня, тогда и завидовать не буду. Не выношу, когда жалеют! — горячилась Настя.