…— Можно и закругляться, — сказал доменщик Антонов. — С той поры больше сорока лет Чугунный Федот самый-самый передовой в нашем заводе. Перед ним устраиваем октябрьские и майские демонстрации, перед ним берем производственные обязательства, и наша рабочая Доска почета стоит перед ним. Недостойному стыдно будет красоваться рядом с Федотом.

И был такой случай, был. Один наш рабочий начал снимать с доски свой портрет. Его на этом деле поймали:

— Вредительствуешь?

— Себя снимаю.

— И себя нельзя, если тут быть положено.

— Недостоин я. Стыдно перед Федотом. Он жизнь отдал, а я всего-навсего работал честно. Не хочу выхваляться этим, это моя обязанность. — И рабочий унес портрет домой.

ПОДКИДЫШ

ПОДКИДЫШ

Утром, когда над рекой и по горным буеракам висел еще туман, из села Благодатского вышел парень. Он был в галифе и гимнастерке зеленого цвета, но они так затерлись, что больше походили на кожу, чем на сукно.

Обут он был крепко, в ботинки с железными подковами. Уральские дороги каменисты. На макушке у него был красноармейский шлем, из-под него выбивались спутанные рыжие волосы. В руках палка с железным наконечником, который затупился и стерся. Много было хожено, много дорог опробовано. На загорбке у парня — серый мешок, и в нем что-то.

Километре на десятом повстречался парню мужик с возом угля.

— Здорово, товарищ! — сказал ему парень и приподнял свой шлем.

— Здорово! — отозвался мужик. — Но-но, пошла! — закричал он на унылую лошаденку.

— Скажи-ка мне, товарищ, цела ли здесь деревня Хохловка?

— Куда же она могла подеваться? Цела… стоит…

— На том же месте?

— Где же ей стоять? Забавник, вижу, ты!

— И дорога в Хохлы прямая, через Денежкин камень, есть?

— И дорога есть. Да ты сам-то чей? Допытываешься зачем?

— Хохловский был, а теперь и сам не знаю чей. Похоже ничей, а свой собственный. В Хохлово думаю заглянуть, раз около оказался.