— Возьми своего и уходи!

— И возьму и уйду, — схватила мать своего дитенка за шиворот и потащила домой. И за другими пришли отцы, матери и тоже потащили по домам.

— Товарищ Шумков, не давай ребят… Не могут они уводить! — кричал Ерошка. — Не их дите, а свободное.

— Уж не твое ли? Молчи, антихрист!

Шумков отошел в сторону и молчал. Мужики пошли по домам, учительница тоже ушла.

Схватил Ерошка флаг и пошел по деревне один. Пел и шел, шел и пел. А народ смеялся над ним и ругал его. А он пел и шел…

За ним на большом расстоянии плелся Шумков. Видел он, что глупо идти одному по-Ерошкиному, а не идти нельзя, ведь он не кто-нибудь, а председатель Совета. Прошел Шумков до половины деревни и отстал, повернул к дому.

— А я пойду, один пойду. Пусть-пусть гавкают, все равно пойду! — горячился Ерошка.

В старообрядческом конце кричали ему вслед:

— Антихрист, куда пошел? Антихрист, антихрист!

Ерошка прошел всю деревню два раза и завернул к Шумкову.

— Так делать, товарищ, нельзя… Председатель, а сбежал.

— Ну что я мог? Не надо было ходить, дернул ты меня.

— Не надо ходить, так и председателем не надо быть.

— Натворил ты, Ерошка, делов. Скоро и мне житья не будет. Без тебя тихо было.

— И сплошной старый режим.

Встретила Ерошку встревоженная тетка Серафима:

— Чего ты натворил?

— Ничего, ровно ничего.

— Ребята прибегали, тебя спрашивали.