— Не очень, — неохотно признался сын. — Метров тридцать всего проплываю.
— Ничего, еще научишься.
Сын молча смотрел на часы на приборном щитке. Кент перехватил его взгляд.
— Да ты не беспокойся, они спешат. — Он перевел стрелки назад. — А тебе, наверно, уже тоже можно часы носить? В классе есть у кого-нибудь?
— Да, у двоих.
— Тогда знаешь что? Если я сегодня не смогу выбраться к тебе, то приеду недели через две и мы съездим в магазин и купим тебе часы. Сам выберешь, какие захочешь. Договорились?
— Хорошо.
— А пока на́ вот тебе, — Кент дал ему набор фломастеров. — Это французские, двенадцать цветов.
Сын осторожно, словно боялся обжечься, взял у него блестящую цветную коробку.
— Спасибо… папа.
Он мучительно покраснел, и Кент отвернулся, ухватился обеими руками за руль. Так промолчали они, отец и сын, остававшуюся им минуту.
— Ну, иди, тебе уже пора, — сказал наконец Кент, повернувшись к нему и улыбаясь.
— Да. — Сын все еще держал коробку в руке, будто раздумывал, не отказаться ли от подарка, и Кент подсказал:
— Да ты положи в портфель.
Сын послушно, торопливо открыл портфель.
Кент смотрел, как он идет прочь, чуть кособочась под тяжестью портфеля. Оглянется или нет?
Сын не оглянулся.
Марина уже открывала ему дверь, когда он поднимался по лестнице, весело улыбалась, приготовившись поцеловать его. Они давно были готовы и ждали его. Но Кент еще звонил в Москву, и автомат, как назло, очень долго рыскал в миллионной путанице проводов, и наконец визгливо доложил длинными гудками: «Не-ет, не-ет, не-ет…»
— Ладно, поехали.
Они не могли не заметить его рассеянного, сумрачного настроения и, очевидно приписав его неудачному свиданию с сыном, старались всячески развлечь его. И Кент улыбался их шуткам, отвечал на них и старался казаться спокойным и веселым, но к концу этого долгого солнечного дня понял, что ничего у него не получается. Надо было возвращаться домой, к Шанталь, а он не знал, как сообщить им об этом, — ведь он уже сказал, что уедет только завтра к вечеру. Хорошо еще, что день выдался на славу, и мясо на рынке они купили отличное, и место выбрали спокойное.