— Не знаю. Угостить вас нечем, сам ничего не варю…

Утром пришел полицейский:

— Собирайтесь!

Старик проводил их тоскливым взглядом.

В кабинете у начальника полиции находились человек десять полицейских, все молодые, здоровые.

— У тебя пропуск до Киева. Почему ты оказался здесь?

— Это я его сюда привел, — поспешил вмешаться Бурлак, сразу завладев общим вниманием.

— А ты как сюда попал — ты ведь тоже из Киева?

— Хрящатик, дом семнадцать. Мы с ним за Днепром встретились. Пришли в Киев, а там ни дома, ни родных. Я и уговорил его идти со мной. Слыхал, может, про Дуплево, около Брянска, там у меня сестра живет, а может, и все там собрались…

— Как же вам удалось добраться сюда? Поездом?

— Пробовали — еле ноги унесли. Мы все потихоньку, сторонкой, а то и своих не увидишь. И так «руки вверх» да «руки вверх». У него на хуторе Фомич ботинки отобрал — посмотри, что Фомичева баба ему дала! А у меня топорик был ухватистый — тоже Фомич отобрал. Где теперь такой найдешь?

Бурлака слушали с улыбкой, а Крылов втайне восхищался точностью и своеобразной прямотой его выражений.

— Дальше вам не пройти, — сказал лейтенант.

— Почему? Мы вон сколько оттопали, а тут близко. Мы никого не трогаем, нам бояться нечего, за нами ничего такого нет. Нам бы вот ботинки или валенки.

— Не пройдете, говорю вам: партизаны задержат.

— Какие партизаны? Сколько прошли — нигде не видели. Полицию видели, а их нет. Ты, может, документик какой нам дашь, чтобы нас не останавливали, а?

— Вот что — вступайте в полицию.

Такой оборот они не предвидели. Начальник полиции припер их к стене — Крылов похолодел от тоскливого предчувствия конца.

— Дело это серьезное, — не растерялся Бурлак, — так сразу нельзя. Нам уж до дома недалеко, мои-то, глядишь, все там. А у меня два брата, вот такие, и мать больная. И его вот уговорил. Не можем мы сейчас, своих повидать надо, а полиция от нас не уйдет: что мы — там вступить не можем?

— Чего боитесь? — оживились полицейские. — Война скоро кончится, тогда ехай, куда хочешь!