Светлый фон

Нашлась Галя — найдется и Ольга. Если его письмо из партизанского отряда получено в Покровке матерью, то и письмо матери наверняка получено в отряде Ольгой. Ольга догадается. Напишет в Покровку, связь с ней тоже восстановится!

— Что — порядок? — поинтересовался Пылаев.

— Порядок!

— Завтракай, пехота пошла, — напомнил Костромин.

В батальонах не насчитывалось теперь и по пятидесяти человек, но полк продолжал наступать, хотя наступление с каждым днем замедлялось.

* * *

Ночью сорокапятчики миновали какую-то деревню и стали в поле. Пехота скрылась в темноте, противотанковые пушки одиноко застыли на дороге. Потом из темноты выступила фигура комбата.

— Подолякин, одно орудие справа, другое слева!

Командир взвода лейтенант Подолякин и старший сержант Костромин отделились от лошадей, ушли вперед, чтобы выбрать место для огневой.

Наступление прекратилось, а это означало, что сорокапятчикам надо было основательно врыться в землю. Прежде всего они расчистили в снегу круглую площадку, закатили на нее орудие, поднесли снаряды. Днем видно будет, удачна ли позиция, а сейчас достаточно и этого. Потом, работая ломом, кирками и лопатами, они принялись сооружать для себя укрытие. Сафин привез из деревни доски и солому — к утру был готов легкий блиндаж. На первый раз сойдет и такой, потом они сделают получше. Вход завесили плащ-палаткой, в печурке весело забегал огонек: временный дымоход пробили в мерзлой земле.

Днем потеплело, с потолка закапало, и расчет снова работал. Пехота окапывалась, немцы тоже укрепляли свой передний край — работа давала обеим сторонам временную передышку. Лишь изредка на позициях батальона разрывались мины.

Крылов почувствовал озноб. Это показалось ему странным: фронтовики простужались редко, хотя по нормам мирного времени должны были бы то и дело болеть.

Озноб не прошел и к вечеру, когда Крылова послали за ужином. В тепле деревенской избы его разморило, он забрался на печь и забылся. Потом Сударев встряхивал его, а он чувствовал жар во всем теле и тупую боль в голове.

Позвали санинструктора — тот сунул Крылову градусник.

— Тридцать девять с лишним. Тиф, наверное. На всякий случай надо изолировать.

* * *

Крылов помнил, как его везли на санях вместе с двумя другими красноармейцами, один из которых глухо стонал и беспокойно ворочался с бока на бок. Лошадь куда-то шагала в темноте, и Крылову казалось, что он вплывает в бескрайний удушливый лес. Ехали долго, и все время мокро шуршал снег. Потом появились какие-то строения, лошадь стала, над Крыловым повис колеблющийся свет фонаря.