— А самогонка, черт побери? — заволновался Луковкин.

— Ах, да: четыре бутылочки.

До чего же плут этот сержант, но приятный плут, с ним не соскучишься.

— Себе, конечно, тоже приберег?

Сержант развел руки: мол, а что оставалось делать — казни, если хочешь. Луковкина всегда обезоруживал этот жест.

— Ладно, зови, — распорядился он. Адъютант — тоже человек, а выпить кому не хочется.

Луковкин надел гимнастерку с красиво поблескивающими орденами, брызнул на лицо одеколоном. Пора завтракать. Сейчас подойдут приятели — надо отметить остановочку, вон сколько отмахали!

Хозяйка, порозовевшая от печки и от обильной мужской ласки, накрывала на стол.

* * *

Лейтенант Пятериков обдумывал важную мысль, никого не посвящая в свои планы. Письмо приятеля — вместе учились на интендантских курсах — не давало ему покоя. Приятель служил в действующей армии, в отделе боеснабжения артполка.

«…живем весело, трофеев хватает, — писал тот. — Бросай своих свиней и айда сюда, сала тут достаточно. И насчет клубнички, и со званиями лучше: я скоро третью звездочку получу…»

Долго и осторожно взвешивал Пятериков «за» и «против», ему и так неплохо жилось, не пожалеть бы потом, что уехал. Но встряхнуться, взглянуть на белый свет тоже не мешало.

Тщательно, как решающий шахматный ход, обдумывал он возможные варианты. Не переборщить бы, не сглупить — от добра добро не ищут. Снова и снова возвращался к тому же: стоит ли? Написал приятелю письмо. Дождался ответа. Колебался. Даже плохо спал. Наконец решил: поедет в действующую армию.

Отпустили его с хорошей характеристикой, направили в отдел кадров Первого Белорусского фронта.

Подчиненные Логинов и Вербень проводили его на вокзал.

— Ну, вы, висельники, — предостерег их на прощанье Пятериков, — не угодите тут в штрафную.

Они занесли в вагон его чемодан и вещмешок. Простились, явно озадаченные поступком лейтенанта.

В Москве Пятериков пересел на пригородный. От Покровки до своей деревни добрался на попутке. Дома жил трое суток, на четвертый день отправился в распоряжение тыловых служб пехотной дивизии.

* * *

В просторной избе-пятистенке собралась веселая компания журналистов и политотдельцев. Главным распорядителем здесь был военный писатель Комков. Композитор Клекотов-Монастырский неутомимо вскрывал банки с консервами, в печи, на широченной сковороде, ароматно шипела свинина, а расторопные газетчики продолжали нарезать новые ломти мяса — для следующей сковороды.