Камни выламывались вручную и падали вниз, под ноги людям, которые здесь дешевле камней. Если у кого не хватало сил уклониться от падающего камня, крематорий получал дополнительную пищу. Удар — пыль — белое облачко, кашель, чихание. Карьерный ад. Огонь и вода милосерднее, они поглощают человека сразу, а известняк, как неизлечимая болезнь, разъедал тело и душу.

Потом камень брали в руки и несли к вагонетке, но это и дорога в крематорий. Тут все пути вели в крематорий. Если камень слишком тяжел, его перекатывали — по той же дороге. Потом возвращались назад за новым камнем.

Бывший десантник-доброволец Ляликов нес свой могильный камень, зная, что где-то здесь сделает последний шаг. Перед ним и позади него брели другие смертники. Лиц не было, не было биографий, не было профессий. Были только рабы, карьер и путь в крематорий. Остальное не имело значения.

Ляликов донес камень и повернулся за другим. Тот, который он бросил в вагонетку, еще не стал последним. Ляликов еще видел, слышал, осязал. Где-то возводили очередную пирамиду, он шел за новым камнем для нее. Вскоре он опять ступит на дорогу трупов.

Ляликов не донес новый камень до вагонетки, упал на полпути в белую пыль. Задние медленно обходили его и, не останавливаясь, шли дальше.

Охранник пнул ногой неподвижное тело, хлестнул плетью. Никакой реакции. Готов.

Он остановил двух заключенных, идущих в обратную сторону.

— Лос!

Они поволокли бездыханное тело на площадку, где уже лежали пятеро. Шестого положили с края.

— Обедать! — объявил унтер-офицер, взглянув на часы.

Полосатые ряды потянулись в лагерь за обеденной баландой. В строю упал еще один. Его отволокли на площадку, положили рядом с Ляликовым.

Небо хмурилось, с моря наплывали облака. Пошел дождь, примял белую пыль, очистил воздух.

Ляликов открыл глаза, несколько минут лежал без движения, ничего не понимая, но дождь упорно возвращал его к жизни.

Ляликов поднялся, оглядел карьер. Никого. Повезло. Он с усилием пододвинул крайний труп к остальным, чтобы охранники не заметили, что здесь лежало еще одно тело, и побрел прочь. Сердце у него стучало так, будто в груди кто ударял киркой.

Он выбрался из карьера и направился в сторону темнеющих вдали гор. Где-то там Франция. Его тело кричало от боли, умоляло об отдыхе и пище, но Ляликов мог предложить ему лишь воду из лужи.

Уже в горах он оглянулся: вдали светлел карьер и дымилась печь крематория.

Такое человеку не забыть, проживи он и десять жизней. Война потрясает человеческое существо, и если даже она щадит человека, она все равно не перестает напоминать ему о себе.