Через полгода Белозеров неожиданно заговорил с Ляликовым по-французски.
— Вы жаждете дела, молодой человек? Я могу предложить вам… прогулку в горы. Нет-нет, ничего безнравственного. Надо переправить немного оружия французским патриотам…
— Но вы?..
— Пособник нацистов? Вы уже должны знать, что им-то я не давал никаких обязательств. Не забывайте: я — русский и, как это ни странно, не хочу видеть Россию под чьим-то сапогом. Если ей самой угодно влачить ярмо — это ее дело, в этом случае я ей не помощник. Но если она хочет быть независимой, я на ее стороне: пусть русские останутся русскими. Кстати, это мнение разделяют немало бывших эмигрантов. Им, казалось бы, только злорадствовать по поводу вторжения немецких войск в Россию да желать ей скорейшего поражения, а они хотят видеть ее свободной. Удивлены? Ведь по-вашему следует: раз дворянин — значит, враг. А в жизни все куда сложнее. Среди дворян были, конечно, и такие, кого можно отнести даже к подонкам. Но разве среди рабочих таких субъектов меньше? Марксистская теория классов игнорирует многообразие социальных связей человека, примитивизирует их — только таким образом она и может существовать…
ее— Я не вовлекаю вас в какую-то заговорщицкую организацию, — продолжал князь уже по-немецки. — Вы можете отказаться, и никто не предъявит каких-нибудь претензий к вам. К тому же я обязан вас предупредить, что дело — опасное. Здесь, в городке, вас не тронут, а в горах вас ждет расстрел на месте…
Князь был доволен, что Ляликов понимал иностранную речь.
— По ту сторону границы немало, как у вас принято говорить, «махровых антисоветчиков», — князь перешел на русский язык. — Это обыкновенные и, уверяю вас, неплохие люди. Возможно, когда-нибудь станет известно, что в трудную для России годину они вели себя достойно. Россия, отвергнув их тогда, могла бы гордиться ими теперь.
тогда теперь— Это оружие — для них?
— Стоит ли уточнять для кого? Главное, оно будет направлено против врагов России.
Так Ляликов вступил в повстанческий отряд, действовавший вдоль границы. Общительные французы знали его под кличкой Вано. Он был на редкость хладнокровен в бою…
…Туман редел, сквозь молочную мглу проступали скалы. С перевала донеслись автоматные очереди, и опять все стихло. Ляликов напряженно вслушивался в тишину. Если у Жана все в порядке, он, как договорились, подаст весть о себе. Наконец, послышались два отдаленных выстрела.
— Жан прошел!
Пора и Ляликову в путь. Он закинул за плечо автомат.
Туман молочной рекой стекал в долину. Протыкая его насквозь, показывались острые выступы скал и вершины деревьев.