– Никто, просто друг, – ответил Когген.

– Попроси передать Лейбену, – прошептал Оук, – что завтра в десять наша госпожа будет ждать его возле церкви. Пусть приходит непременно и лучший костюм наденет.

– Ежели про костюм скажем, с потрохами себя выдадим, – заметил Джен.

– Ничего не поделаешь. Говори.

И Когген все сказал.

– Не забудь! – прибавил он. – Прийти нужно кровь из носу. Хоть трава не расти. Дело страсть какое важное: хозяйка надумала на много лет вперед с другим фермером соглашение подписать. В долю с ним войти. Лейбен присутствовать должен, когда бумаги подписывать будут. Так-то, кумушка Толл. Не должен я говорить тебе этого, однако вот сказал, потому как люблю тебя без памяти.

После этих слов Когген тут же удалился, не дав жене Толла разинуть рта. Затем двое друзей, не возбудив лишнего любопытства, нанесли визит викарию, а от викария Габриэль отправился домой готовиться к завтрашнему дню.

– Лидди, – сказала в тот вечер Батшеба, ложась спать. – Разбуди меня завтра в семь, если я к этому времени еще не встану.

– Вы всегда просыпаетесь рано, мэм.

– Да, но завтра у меня очень важное дело, о котором я расскажу тебе в свою пору. Проспать никак нельзя.

Батшеба пробудилась в четыре и, как ни старалась, не сумела снова заснуть. Проворочавшись с боку на бок до шести, она встала в полной уверенности, что часы ее сломались. Ждать больше не было сил. Батшеба подошла к двери Лидди и принялась стучать.

– А я думала, – пробормотала та, наконец проснувшись, – что это я должна вас разбудить… Еще ведь и шести нету…

– Что ты говоришь такое, Лидди?! Очень даже есть! Наверняка уже половина седьмого. Приходи в мою комнату как можно скорее: мне нужно, чтобы ты хорошенько меня причесала.

Когда Лидди явилась, хозяйка уже ждала ее. Девушка никак не могла взять в толк, к чему такая спешка.

– И что вы такое затеяли, мэм?

– Так и быть, скажу, – ответила Батшеба, лукаво улыбнувшись сияющими глазами. – Нынче ко мне придет обедать фермер Оук!

– Фермер Оук и больше никто? Вы вдвоем будете?

– Да.

– А не опасно ли это после того, что о вас говорили? – произнесла компаньонка с сомнением в голосе. – Имя женщины – такой хрупкий предмет…

Батшеба, покраснев, рассмеялась и, хотя кроме Лидди никого в комнате не было, что-то прошептала ей на ухо.