В тот вечер она была так одинока, так страдала от недостатка сочувствия, так жалела об утрате единственного истинного друга, которого когда-либо имела, что, поддавшись напору чувств, надела пальто, шляпку и отправилась к Оуку. Солнце только что закатилось, и путь Батшебы освещали бледно-желтые лучи молодого месяца. Комнату Габриэля озарял веселый огонь камина, однако людей в окне видно не было. Батшеба, волнуясь, постучала, и ей тут же подумалось, что напрасно она, вдова, пришла к одиноко живущему холостому мужчине. Хотя он ее управляющий, и нет ничего неприличного в том, чтобы госпожа иногда являлась к нему по делу. Габриэль открыл дверь. Луна осветила его лицо.

– Мистер Оук, – пролепетала Батшеба слабым голосом.

– Да, это я. С кем имею честь… Ах, до чего же я глуп, что не признал вас, хозяйка!

– Недолго мне осталось быть вашею хозяйкой, верно, Габриэль? – произнесла она с чувством.

– Полагаю, что так… Но вы проходите, мэм… Сейчас принесу свечи, – ответил Оук, испытывая явную неловкость.

– Ах, пожалуйста, не беспокойтесь из-за меня.

– Здесь, признаться, нечасто бывают дамы, и, боюсь, я не располагаю приличествующими удобствами. Не угодно ли вам сесть? Вот стул, а вот еще один. Вы уж простите: они деревянные и довольно жесткие. Я как раз собирался новые купить.

Оук поставил перед Батшебою три стула.

– Мне вполне удобно.

Она села, затем сел он. Танцующие отсветы камина озаряли их лица, а также нехитрые предметы обихода, «за годы верной службы натертые до блеска»[81] и оттого приобретшие способность отражать падающие на них блики. И хозяин, и гостья внутренне удивлялись тому, как они скованы и смущены, хотя прекрасно знают друг друга и всего лишь встретились при непривычных обстоятельствах. В поле или в доме Батшебы они разговаривали запросто; теперь, когда Оук впервые принимал ее у себя, время будто повернуло вспять, вновь сделав их незнакомцами.

– Вам, должно быть, странно, что я пришла…

– О, нисколько!

– Я подумала… Габриэль, в последнее время я не находила себе места от мысли, что чем-то вас обидела и потому вы уезжаете. Мне это очень огорчительно. Оттого-то я и решила прийти.

– Обидели? Меня? Батшеба, вы ничем не могли меня обидеть!

– В самом деле?! – обрадованно воскликнула она. – Тогда почему же вы уезжаете?

– Из Англии я не уеду. Если бы я знал, что вы этого не хотите, я бы об Америке и не думал, – просто ответил Габриэль. – Насчет фермы мистера Болдвуда я договорился. Арендую ее с Благовещения. Вам известно, что у меня и прежде была доля от дохода. Я мог бы, как и раньше, управляться с двумя хозяйствами, моим и вашим, если бы не те слухи, которые о нас с вами ходят.