Звуковая гамма будто бы соответствует цветам оптического спектра, и вот Римский-Корсаков и Скрябин видели ноту «ми» голубой, а «ре» – красной.

«Мысль человеческая, – подумывал нынче Корнилов, – тоже спектральна, то она черная, то – голубая, то – природно зеленая.

Научиться бы понимать, в каком цвете ты всякий раз размышляешь? И звоночек бы предупредительный, чтобы звонил при переходе мысли из одного цвета в другой?!

А не пойти ли в город Аул?

На улицу Локтевскую, в дом № 137? И не выкопать ли там из-под голубятни «Книгу ужасов», а тогда уже, с «Книгой», – бежать? А с пустыми руками зачем бежать-то? Чего ради? Чего спасать? Свои собственные, Корнилова Петра Васильевича, грехи? Или – Корнилова Петра Николаевича? Или, может быть, уже третий явился Корнилов, бывший когда-то комендантом города Улаганска, и вот уже и его нужно спасать?»

А-а-а, ч-черт побери, а для чего все это ему? Эти мысли, мыслишки? Вопросы, вопросики? Логичные, сумбурные? Для чего?

А вот: если бы он хотя бы на один из них, совершенно безразлично на какой именно, мало-мальски удовлетворительно ответил – жить было бы должно. Это было бы бесспорным доказательством – должно!!! На воле или за решеткой, уже другое дело, это стала бы вопросом не столь существенным.

«Я, Корнилов Петр Васильевич, будучи заключенным в Забайкальском лагере военнопленных белых офицеров в 1921 году сменил отчество ВАСИЛЬЕВИЧ на НИКОЛАЕВИЧ, а под этим именем... » писал он еще несколько минут спустя при свете огарка, то и дело поглядывая на «ПРИКАЗ № 1».

Приказ лежал перед ним в развернутом виде.

«А Евгения Владимировна Ковалевская? – вдруг подумал он. – С ней-то – как же? Он жил под чужим именем, а кто этому содействовал? Кто, кроме него самого, это преступное деяние совершил? Гражданка Ковалевская совершила! Совершила да и бежала из города Аула в неизвестном направлении – вот как было дело!

Какое юридическое дело, какое уголовное!»

«Нет, – решил Корнилов спустя еще минуту-другую, – нет, нет, не буду я и этого делать, ничего не буду писать, никаких признаний! Не надо письменного вида признаний и размышлений – не подходит!» Пусть по-прежнему будет вид устный – допрос УУР и его, Корнилова, ответы!

На другой день УУР не пришел. Ясно: хотел потомить Корнилова, попытать его:

«А ну, а ну беги, дорогой! На все четыре стороны, а я тебя поймаю! То-то смешно: никто тебя не арестовывал, а ты – убежал!»

А Корнилов-то, он на войне в окопах перед наступлениями не томился, что ли? В Забайкальском лагере не томился? В неизвестности не томился, что ли, когда ехал в телячьем вагоне в город Аул к неизвестной еще женщине Евгении Владимировне?