– Мы с Розамундой могли бы взглянуть на твое манто и подумать, нельзя ли его как-нибудь обновить, – предложила Констанция.

Мама вздохнула.

– Как бы мне хотелось, чтобы мы все умели шить, как вы! Это было бы очень мило с вашей стороны, Констанция.

Так что мы, кроткие как ягнята, заговорили о другом, но наша внутренняя решимость оставалась непоколебимой. Мы начинали понимать, что в некоторых вопросах мама всегда будет младше нас – возможно, потому, что ее детство было не настолько трудным, – и что ради ее же блага нам придется иногда проявлять изворотливость в хорошем смысле этого слова, чтобы позволить ей не во всем быть такой взрослой, как положено.

После ужина мы собрались на кухне, чтобы все обсудить. Констанция же осталась с мамой наверху по одной из тех счастливых случайностей, что часто идеально вписывались в наши планы, хотя ни в ее ровном голосе, ни в невозмутимом лице не угадывалось ни намека на попустительство. Разговор за ужином позволил Розамунде сходить в мамину комнату и принести котиковое манто, которое мы разложили на стуле под светом лампы.

– Прежде всего, – произнесла Корделия, – где ей взять новую шубу? Вряд ли она одолжила у мистера Морпурго большую сумму.

– Ну, всегда есть наши копилки, – сказала Мэри.

– В них почти пусто, – фыркнула Корделия.

– Розамунда, что ты делаешь? – спросила я.

– Ну как же, это раскаленная вязальная спица, а раскаленными вязальными спицами рисуют на коже ажурные узоры, – ответила Розамунда. – Ваша мама знает, что нельзя носить одежду, которую проела моль.

Запах гари становился все сильнее.

– Не знаю, можно ли нам так делать, – произнесла Корделия.

– Ваша мама очень устала, – сказала Розамунда, – давайте поможем ей хотя бы с этим.

– И хотя бедный мистер Морпурго очень добр, но богатые джентльмены не любят, когда на них таращатся, – добавила Кейт, – вам нужно считаться с чувствами других людей.

– У меня бы не хватило духа, – с сомнением проговорила Мэри.

– Розамунда похожа на героев из древнеримской истории, – сказал Ричард Куин, – а они заслуживают всяческого восхищения.

Розамунда проделала в манто три дыры и защипнула их по краям, чтобы скрыть обугленные следы. Поднялась ужасная вонь, и она открыла дверь, которой пользовались торговцы, и стала вытряхивать манто на свежем воздухе. На нее падал лунный свет, и ее золотистые волосы и длинное тело казались покрытыми инеем. Мы все уныло наблюдали за ней, кроме Ричарда Куина, который беззвучно смеялся, и Кейт, которая мыла посуду. Через несколько минут Розамунда вернулась, и они с Ричардом Куином ушли наверх. Потом она спустилась одна, протянула манто Кейт и сказала: