– Пожалуйста, отдай это завтра мусорщику. После того как ваша мама увидела дыры, она повертела его в руках и согласилась, что все оказалось гораздо хуже, чем она думала, а я сказала, что манто настолько изъедено молью, что его надо немедленно выкинуть, пока моль не добралась до других вещей, а Ричард Куин сейчас говорит, что на ней хорошо бы смотрелась накидка, днем я видела такие в «Бон Марше», они недорогие и выглядят очень просто и элегантно. – Она снова ушла наверх.

– Ну же, не будьте такими паиньками, – сказала нам Кейт, пока мы молча работали. – Иногда обстоятельства вынуждают нас принимать срочные меры.

Но чем старше мы становились, тем больше опасений у нас вызывали Розамунда и Ричард Куин. Нам часто казалось, что они разыгрывают сцены из незнакомой пьесы, которую втайне отрепетировали, но теперь их сообщничество становилось все более тревожащим и вызывало у нас одновременно благодарность и беспокойство. Когда наша семья попадала в затруднительную ситуацию, которую, казалось, невозможно было разрешить, не причинив никому боли, Розамунда со своей спокойной заикающейся речью и Ричард Куин со своими ловкими руками и умением убалтывать всегда находили иной выход и действовали четко и быстро. Но ведь если бы некто почувствовал на улице слабость и упал в обморок, а медсестра с санитаром подхватили бы его под руки и увезли в карете скорой помощи в больницу на операционный стол, подготовив шприц с обезболивающим, то этот кто-то предпочел бы, чтобы врачи не слишком спешили и не слишком много раздумывали, какой бы срочной операция ни была.

Однако изумление от того, что с нами происходило, объединяло нас. Мамины встречи с мистером Вертхаймером проходили хорошо, хотя сделку заключили не сразу, и, пока чек не поступил в мамин банк, нас, разумеется, постоянно преследовал страх, что картины все-таки окажутся репродукциями. Но нам было на что отвлечься. Маму посещало множество визитеров, в том числе и кредиторы, которых она теперь могла направлять к адвокатам мистера Морпурго, но, даже несмотря на это, разговоры с ними проходили неприятно. Я до сих пор с острой ненавистью вспоминаю, как маленький желтушный человечек поднял взгляд от письма, в котором специально для папиных кредиторов говорилось, что адвокаты рассмотрят все долговые требования, и рявкнул: «Если это какой-то трюк, вы у меня попляшете». Мама оправдывала его тем, что он, вероятно, был очень беден, но мне по сей день кажется, что он эту бедность заслужил.

Впрочем, большинство посетителей являлись с дружескими намерениями. Едва ли стоит упоминать, что среди них был и мистер Лэнгем, который приходил с коробками карлсбадских слив, хотя Рождество было не скоро, и сидел у нас долго и скорбно, якобы чтобы поддержать маму, но на самом деле чтобы услышать от нее слова поддержки по поводу того, как наш отец предал его. Жена мистера Лэнгема также приехала посочувствовать нам, но и в этом случае все обернулось с точностью до наоборот, поскольку оказалось, что личная жизнь ее мужа не безупречна. Затем, переварив в течение нескольких дней слухи о бегстве моего отца, стали приходить и другие его почитатели – отчасти потому, что всё еще были очарованы им и тянулись к месту, где в последний раз видели своего кумира, а отчасти потому, что в отце их привлекал в первую очередь политический идеализм, и их человеколюбие не позволяло им остаться безразличными к предполагаемому положению моей матери. Как бы то ни было, большинство из них предлагали ей помощь, от которой она отказывалась так, что они уезжали гораздо более счастливыми. Мама со смехом и веселой укоризной, словно если бы не ее чувство юмора, то она могла бы на них и обидеться, рассказывала о продаже семейных портретов. Она признавала, что папа – эксцентрик и что он, пожалуй, проявил необычайную эксцентричность даже по своим меркам, когда, чтобы написать свою длинную книгу, отплыл неожиданно в неизвестном направлении, откуда может вернуться в любой момент, как всегда пренебрегая общепринятыми условностями. Но оставить своих жену и детей без средств – о нет, говорил им ее веселый голос, он все же не до такой степени эксцентричен. И его обожатели уходили в радостном убеждении, что их божество не было ложным идолом.