Лорейн (как Элис):
Пальто.
Терапевт: О, пальто...
Терапевт:
О, пальто...
Лерой (как Элис): Или газетами; я не знаю, что это было. Бельем для стирки.
Лерой (как Элис):
Или газетами; я не знаю, что это было. Бельем для стирки.
Терапевт: Пальто, газетами и бельем для стирки...
Терапевт:
Пальто, газетами и бельем для стирки...
Лорейн (как Элис): Барахлом. Как будто я сама была мусором.
Лорейн (как Элис):
Барахлом. Как будто я сама была мусором.
Терапевт: В то же время вы знаете, что она вас любила... Вы говорите, вам было холодно?
Терапевт:
В то же время вы знаете, что она вас любила... Вы говорите, вам было холодно?
Терапевт продолжает играть на контрасте между утверждением Лорейн/ Элис, что ее мать действительно любила ее, и воспоминаниями о том, что ей было холодно, когда ее укрывали пальто и газетами. Терапевт задается вопросом, пыталась ли мать Элис справиться с отчаянной нищетой или же она была небрежной из-за своего алкоголизма. Поэтому она проводит исследование, феноменологическое и историческое.
Лорейн (как Элис): Да, очень часто мне было холодно. И хотелось есть.
Лорейн (как Элис):