Первое, что спросил лорд Манфул, глава Попечительского Совета, когда Арнольд закончил:

— Каково состояние господина вон Грева?

И снова «господин». Мэб с трудом сдержала усмешку. Стало быть, Совет также вычеркнул его.

— Его осматривает доктор Сэлвин, нам нужно дождаться результатов.

Манфул покачал головой.

— Если все так, как вы говорите, лорд Теофиль, дело надо немедленно взять под контроль.

Манфул напоминал моржа: грузный, с оплывшим лицом, обвисшими брылями и нелепыми усами щеточкой. Он казался обманчиво безобидным, даже немного комичным, но Мэб помнила рассказы отца. Манфул был непримирим, негибок, решителен, и любыми путями добивался своего. И его не всегда останавливали соображения нравственности или человеколюбия. Он с радостью похоронил бы проблему.

Отчасти он так и сделал: о Лили Шоу не заговаривали. Ее соблазнение было досадным происшествием, а смерть — сопутствующей жертвой. О самочувствии Мэб справились, и она отвеила сухо, стараясь не скатываться в грубость, что все в порядке.

— Сколько из старших профессоров остались в Абартоне? — когда с «формальностями» было покончено, Манфул взял деловой тон.

— Трое кроме меня, милорд, — спокойно ответил Арнольд и сощурился, припоминая. — Все верно, трое. По большей части все уже разъехались. Летом планировали остаться не более двух дюжин. У нас затеян ре…

Председатель Попечительского Совета вскинул руку, останавливая Арнольда.

— Кто это?

— Леди Хамбли, Бароли и Энвил.

Лорд Манфул нахмурился.

— Женщина, выживший из ума алхимик и простолюдин.

Арнольд предупреждающе сжал руку Мэб, не позволяя заговорить, и вовремя. Захлестнуло возмущение. Мэб и сама не знала, что разозлило ее больше: слова о женщине, старике или простолюдине. И все же, Мэб нашла в себе силы благоразумно смолчать, продолжая прислушиваться. Лорд Манфул, чье участие в жизни Абартона обычно ограничивалось пожертвованиями — последний раз он был тут лет семь назад — ловко и не без фантазии раздавал распоряжения. Они были самые здравые: сократить до минимума число студентов, остающихся в кампусе на лето; обеспечить полиции и пожарной охране доступ во все помещения; допросить Дильшенди и убедиться, что его Дар не повредит Абартону (о Лили и речь уже не шло); число профессоров также сократить при необходимости; если потребуется, найти предлог и продлить каникулы. Такие здравые по отдельности, все вместе — и тем более из уст Манфула — меры производили самое неприятное впечатление. Любым путем защищался… не порядок даже, а своего рода уклад — в средневековом понимании. В Абартоне может твориться все, что угодно, но об этом никто не должен знать. Вспомнились слова Миро: «Вы знаете, как у нас дела делаются, профессор». Что ж, теперь Мэб действительно хорошо это знала. А еще она поняла, что совершенно не хочет усугублять это знание. Оставшись, она услышит много такого, что заставит ее разочароваться и в людях — хотя куда уж больше — и в Абартоне. Сочинив мало-мальски убедительный предлог, Мэб поспешила покинуть переговорную, а там и здание.