Гонец, высланный чуть загодя, сделал свое дело: им успевали открыть ворота аккурат, когда августы подъезжали. Взметая грязь на три локтя вверх, Айонас с сопровождением ввергся в крепостной двор. Их ждали наверху широкой лестницы: несколько человек охраны, пара служилых и он — с воткнутым перед собой отполированным двуручным мечом, на который опирался обеими руками. Всегда мрачный и бескомпромиссный, как последнее движение топора в руках палача. Его длинные черные, как ночное небо, волосы, перевивались белоснежными молниями седин.
Айонас спешился первым, поднялся вверх: не молниеносно, но прытко, не ловко, но уверенно и твердо. Кланяться не стал — только кивнул, снося ненавидящий взгляд из-под тяжелых бровей на высоком лбу. Ей-богу, он мог бы сойти за гнома с таким отягощенным невзгодами лицом, если бы не рост и плечи: когда-то широкие, словно грудь быка, они ссутулились за последние годы вынужденной телесной немощи и бездействия, скрючивая за собой всего лорда целиком. Впалая грудь и живот делали его похожим на изогнутую трость.
— Я надеюсь, — прозвучал низкий мужской голос, и Диенар с первой интонации услышал, что стали в нем не убыло, — у тебя есть какое-то внятное объяснение, Айонас, — сказал он вместо приветствия. Диенар не дрогнул и кивнул, протянув руку:
— Есть, Батиар.
ЧАСТЬ III
ЧАСТЬ III
Под крылом и когтем
Глава 15
Глава 15
Пленник поднял глаза на стену. Догоравший факел чадил, и мужчине казалось, что он тоже чадит: из последних сил переводит воздух вокруг в угоду собственной жизни. Он привалился головой к стене, у которой сидел, и закрыл глаза.
В воздухе разило затхлостью и запахом холодного влажного железа. В гнетущей тихой сырости догорающий факел был так же не на своем месте, как этот узник — в темнице. Его «поселили» в дальний угол тюремного коридора, пересадив других заключенных поближе к выходу: негоже мешать лорду «одумываться» и «исправляться».
Честное слово, у Эйнсела Таламрина во все времена были очень, очень идиотские способы воспитания детей. Наверное, поэтому его жена не выдержала и скончалась через несколько месяцев после того, как младшего, Гессима, август услал на границу с Лейфенделем. Узнай мать, что его, первенца и наследника, Эйнсел запер в подземельях для перевоспитания, тоже бы умерла — от удара. А уж услышь она о злоключениях Данан…
«Данан» — подумал Ллейд и вздохнул. Как она? Жива еще? Не сильно ли над ней измываются — эйтианец, Темный архонт, потенциальный король Диармайд? Не много ли она взвалила на себя, связавшись с Диармайдом вообще? А со Смотрителями Пустоты?