Запылённая, сгорбившаяся фигура бывшего пленника выглядела странно и чужеродно в ярком солнечном свете дня. Никак она не соответствовала ни легкому теплому ветерку, доносившему со стороны клумб резковатый запах цветущих флоксов, ни легкомысленному птичьему щебетанию.

Дверца фольксвагена захлопнулась за ним. И я вдруг остро пожалела, что не поцеловала его на прощанье. Только махнула рукой, но вряд ли он это видел.

Откинувшись на высокую спинку сиденья, я закрыла глаза, поневоле прислушиваясь к тому, что происходило вокруг. Брэйди и его хмурый собеседник говорили тихо. Разобрать о чем идет речь, не было никакой возможности. Мой слух едва улавливал лишь отдельные слова, которые по отдельности не значили ровным счетом ничего, а в более-менее общую картину складываться упорно не хотели.

«.. стянули туда…», «…киты. Стало понятно…», «…что провокация, но людей пришлось отвлечь…», «..цветочки нюхал…».

И только один раз промелькнуло что-то действительно знакомое.

— …тебе координаты мерцания… — сказал хмурый.

— …и успел. Вы с ним всё же… — ответил ему на это Брэйди. Его собеседник только плечами пожал.

— Мы — не кровососы. Получите обратно через…

Второй крепыш под присмотром Мисси принялся выгружать «добычу», и я не расслышала остального.

***

В Ла Пуш мы приехали на следующий день. Самолет из аэропорта Солт Лейк приземлился в аэропорту Сиэтла в три часа дня, и уже в шесть я стояла на подъездной дорожке у дома, разглядывая окно своей спальни на втором этаже. Небо над резервацией было затянуто тучами, солнечный свет не отражался от стекол, и пластинки вертикальных жалюзи радовали глаз нежным розовым оттенком.

Мелкая водяная пыль сеялась сверху. Дождь начался как-то незаметно. Воздух и без того был насыщен влагой. Лаково блестели мокрые тротуары и листья деревьев. А теперь картину дополняли падающие из низко нависших туч холодные капли.

Вихо достал из багажника машины сумки и унес их в дом. Мы с Брэйди поднялись по мокрым ступенькам следом за ним. Прошли в прихожую, и я закрыла входную дверь, отсекая шум дождя переходящего в полноценный ливень.

— Женька, ты выросла.

Я обернулась на голос. Мама стояла у лестницы на второй этаж, облокотившись о перила. Она ничуть не изменилась с тех пор, как я видела её последний раз. Красивая, сильная, уверенная в себе женщина. Только чрезмерный, влажный блеск глаз, заметный даже в полутемной прихожей, выдавал её с головой, подсказывая, что слёзы совсем близко. Страшно представить, чего стоило ей напускное спокойствие.

Мне сразу стало неловко от того, что Брэйди и Вихо тоже видят это. Не знаю почему, но мне не хотелось, чтобы мама плакала при них. Поэтому я начала возиться с обувью, тщательно развязывая шнурки, стягивая кроссовки, аккуратно пристраивая их в сторонку на коврик. Выкраивала и себе и ей время, чтоб справиться с чувствами. Следила краем глаза за Вихо и Брэйди. Они, в отличие от меня, обувь свою скинули быстро, оставили валяться там, где она упала и, подхватив сумки, прошли наверх.