— Угу, — хмыкнул его брат. — Скажи это, когда в следующий раз будешь выпрашивать у наставника прогулку в чайхану… ай!

— Ещё раз узнаю, что сбегаете с занятий, неслухи, — проворчал Захир, опуская недоделанный лук. — Накажу на базарной площади. Как преступников.

— Рахим-паша, — после недолгой паузы — во время которой шехзаде, переглядываясь, обдумывали, насколько отец серьёзен — снова пристал к визирю Рошан. — А что стало с тем юношей? Который отпустил хумай. Куда он ушёл?

Рахим потрепал тёмные вихры шехзаде и улыбнулся.

— Он стал великим дервишем и живёт уединённо где-то среди южных гор… По крайней мере, так рассказывают.

— Он ждёт, что хумай вернётся? — воодушевился Рошан.

Рахим покачал головой, но ответить не успел.

— Хумай, — со знанием дела вставил Карим. — Никогда не возвращается.

Рошан надулся, всем видом показывая: ну и пусть не возвращается, а верить всё равно буду.

* * *

— Десятую сутру[33], Карим. Ещё раз, и отложите, пожалуйста, свиток.

— А-а-а, — затянул Карим, наследник-шехзаде. Где угодно и с кем угодно во дворце и в городе он мог бы топнуть обутой в красный сапожек ножкой и грозно приказать не отвлекать от великих дум — вроде наблюдения за жуками-бескрыльниками в саду или поиска нового пути за дворцовые стены. Но не на уроках и не наставнику. — Э-э-э, — всё больше краснея, тянул мальчик.

Наставник и так понял, что сутру он не выучил, но читать нотацию не спешил, давая возможность выкрутиться.

Мучения брата неожиданно прервал Рошан.

— А это правда, что джины — тоже сказки?

Карим шумно выдохнул, быстренько раскатывая свиток и ища нужную строчку.

— А как вы считаете? — помолчав, с улыбкой спросил наставник.

— Конечно, неправда! — выпалил Карим. И замолк, когда наставник строго глянул на него.

Рошан молчал, теребя свой свиток.

— Не спешите с суждениями, юный шехзаде, — голос учителя как обычно тёк плавно, размеренно-завораживающе.