Грифон замер. Его огненный взгляд следил за мной внимательно и очень серьёзно.

А я не могла отвести глаз.

Это чудо. Настоящее чудо.

Оборотни, которых я видела прежде, были уродливы. Не люди, не звери — жестокая пародия на тех и других. Или чудовища — вроде напавших на поместье Карассисов.

Новый Фалько был прекрасен. Лес вокруг затих, и в его молчании чудился благоговейный трепет, будто сама природа признала в крылатом существе лучшее своё творение. Я боялась пошевелиться, подать голос; вдруг сделаю или скажу что-то не так и волшебство развеется. Но и просто стоять, наблюдая издали, не могла — меня тянуло к грифону, словно магнитом.

Медленно, осторожно я приблизилась и запрокинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Фалько-крылан был выше и крупнее Фалько-человека. И запах его изменился. Теперь это был запах прогретых солнцем цветущих трав. Мираж, видение, невозможная грёза. Великая тайна мира.

Я подняла руку, хотела дотронуться, но оробела.

— Можно? — спросила одними губами.

Он склонился ко мне, подставил щёку под мою ладонь.

Шёрстка на его лице оказалась жестковатой и гладкой, как на носу у кота, перья у горла — нежно-пуховыми, на затылке и плечах — плотными, шелковистыми.

— Тогда, в Отирах, ты был другим, — прошептала я. — У тебя были волосы.

Почему-то казалось, что он не способен говорить, и от его голоса, низкого, глубокого, с хрипотцой, рука у меня дрогнула. А ведь я и раньше слышала у него такой голос, только не понимала, откуда это, почему.

— Там я был в полуфазе. Не хотел пугать, и оборот проще... Но сегодня лететь далеко. Полушником я тебя не донесу.

Полушник... Половинная фаза. Должно быть, это у них такой жаргон.

— Завязать тебе глаза? — спросил он.

— Ни за что на свете!

Птицы не умеют улыбаться, а коты — да. В оранжевых зрачках Фалько вспыхнула игривая кошачья весёлость.

— Тогда держись.

В следующий миг я очутилась у него на руках... уже в воздухе. Как он ухитрился одновременно подхватить меня и оторваться от земли? Я-то ни опомниться не успела, ни ахнуть. Повернула голову: земля уходила вниз медленно, толчками. И так же, толчками, неровно и гулко, билось сердце, а я не могла понять, что чувствую. Поляна провалилась вниз, мы были вровень с макушками деревьев, потом поднялись выше. Крылья гнали ветер, небо надвигалось серой стеной, воздух снова стал влажным, а в груди мешались страх и восторг. Ничего подобного я прежде не испытывала и впервые поняла девчонок, которые визжали и смеялись на качелях в луна-парке...

Визжать я, конечно, не стала. Это было бы неосторожно. Под нами простирался лес — но где сейчас убережёшься от людских глаз? Фалько торопился набрать высоту, пока какой-нибудь любитель посчитать ворон не заметил над головой странную птицу.