И тогда ничего между нами не случилось, он – не позволил. Сказал, что прежде я должна сделать выбор.
В призрак этого дома мое сознание однажды направило Грезу, испугав Димитрия. Просто мое сердце слишком долго ждало возвращения.
Подъезжать ближе я не стала, почему-то побоялась. Повернула замок зажигания и некоторое время сидела в тишине, глядя на дом.
Окна светились.
Потом осторожно выбралась из машины, отдернула кафтан, пригладила свои торчащие волосы. И медленно пошла к крыльцу.
Дверь оказалась открыта.
– Эй? – Я осторожно сунулась внутрь. Полумрак, камин не зажжен, и лампа горит всего одна – та, что возле кресла. На столике рядом тарелка с засохшим бутербродом. Но пахнет здесь как раньше – сухие травы и кофе с корицей. Этот дом всегда полон аромата кофе, даже если его никто не варил.
В гостиной никого не было.
Я двинулась дальше, нервничая все сильнее.
Второй этаж тоже оказался пустым и кажется – нежилым. В спальнях отсырели одеяла, похоже, на них давно никто не лежал. Я снова спустилась и озадаченно осмотрела гостиную. Где же он? Свет ведь горит…
И тут поняла, что свербело мне в носу. Древесина! Пахло древесной стружкой! Такой запах раньше стоял лишь в мастерской.
Где же она находится? Слева от кухни, кажется, был узенький коридорчик…
Я пронеслась через крохотную кухню, где не пахло едой, и дернула дверь в мастерскую. Ввалилась внутрь. И замерла.
Он стоял ко мне спиной, между гончарным кругом и печкой для обжига, вертел в руках бесформенный деревянный брусок. В детстве он говорил, что такое занятие помогает разрабатывать непослушные пальцы. Правда, поделки у него тогда получались не очень.
Я окинула взглядом ряд полок у дальней стены. Застывший на задних лапах единорог, солнце, пожирающее луну, чудовище, держащие на руках юную девушку, ее лицо закрывали волосы… Все поделки выглядели грубыми и не слишком умелыми.
На краю стола примостилась большая глиняная кружка, полная почти черных вишен. Интересно, где он их нашел в этой глуши? Он всегда их любил. Даже когда врал, что не любит.
Я перевела взгляд на застывшую спину. Он не поворачивался, и лишь по напряженной шее я знала, что он меня услышал. И догадался, кто именно стоит у двери.
– Вижу, мотивы твоих поделок остались прежними, – негромко сказала я, придвигаясь ближе.
Он тихо вздохнул. Повернулся.
Я охватила его облик одним взглядом, впитала в себя. Одет в черный грубый свитер, джинсы и ботинки. Похудел и осунулся, словно регулярно забывает поесть. Отросшая темная щетина, морщинка на лбу. Рваный шрам на щеке, которого раньше не было. Сжатые бледные губы. И серые глаза, в которых дрожит, словно дышит, зрачок.