Не разрывая контакта глаз, Филипп приблизился к Жаку вплотную, слегка наклонил его голову, и только теперь отпустил его взгляд. Жак подчинялся ему, как завороженный, его сознание тоже еще было полно чужими эмоциями и мыслями. Слыша, как учащается его пульс, прикасаясь к его коже губами и вдыхая ее запах, смешивающийся с ароматом крови, Филипп чувствовал головокружение, то ли от голода, то ли от вожделения. Он резко вонзил клыки в шею своего швейцарца и сделал первый самый вкусный глоток. Жак невольно стиснул зубы. Да, поначалу это немного больно, зато потом боль сменяется наслаждением, для тебя это будет еще одним открытием сегодняшней ночи. Ага, вот так… Вместе с Жаком Филипп чувствовал, как по его телу волнами разливается сладость, захватывая его полностью и лишая воли. Вместе со все ускоряющимся ритмом сердца он слышал судорожно бьющуюся мысль, общую для всех людей, у которых вампир пьет кровь: еще, еще, еще… не останавливайся… Из-за плотно сжатых зубов вырвался стон, и Жак бессознательно прижался теснее к Филиппу, его ладони заскользили вверх по его бедрам, рванули ткань рубашки, вытаскивая ее из-под пояса брюк и коснулись обнаженной кожи вампира. Теперь он был уже и не против плотского соития наравне с ментальным. В самом деле, к чему лишать себя всей полноты ощущений?

Филипп сполз из кресла на пол, падая в объятия Жака и прижимаясь к нему всем телом, ему самому не хотелось останавливаться, хотелось остаться в объятиях ласкающих его рук, сильных и нежных, пока они не упадут без сил, пока человек не рухнет замертво, с его именем на немеющих губах и с обожанием в потухающем взоре. Ты никогда не обнимал так Шарлотту, верно? В мыслях Жака на миг мелькнуло смущение и тот час утонуло бесследно в сладком мареве.

Филипп сделал последний глоток и с сожалением оторвался от человека, медленно проводя языком по ранкам. Он заглянул Жаку в глаза, они были почти черными из-за расширившихся зрачков, в глубине их клубился туман, взгляд плавился от возбуждения и был сам по себе так красноречив, что не оставлял необходимости даже слушать мысли. И Филипп не удержался от того, чтобы притянуть Жака к себе и поцеловать его долго и страстно.

Потом он прокусил свое запястье и поднес к губам швейцарца.

— Пей, мой милый, — выдохнул он.

Жак наклонился к его руке, припал к ране и пил кровь так же жадно, будто его самого мучил голод. И пока он пил, Филипп по-прежнему слышал обрывки его мыслей, в сознании его образ Жака становился все четче, ощущение было таким, будто он все еще смотрит ему в глаза.