Теперь, наконец, Филиппу настала пора действовать, а именно, по настоящему предложить проигравшей стороне свою поддержку. К счастью, у крыс не было никаких правил относительно поединков за власть, добиться победы можно было любой ценой, главное результат.

В доме лавочника из Сен-Дени Филипп собирался встретиться с проигравшим, но, хотелось бы надеяться, по-прежнему пылающим жаждой мести Матье Рюисом, и предложить ему поддержку вампиров взамен на клятву верности.

На эту ответственную встречу Филипп собирался взять с собой Вадье, которого знал, и которому, возможно, доверял лавочник. Но самое главное, Вадье нынче олицетворял собой все колдовское сообщество города, и нужно было, чтобы юный Рюис видел, что маги заодно с принцем вампиров и на их поддержку ему тоже можно будет рассчитывать.

Охотникам о предприятии никто не докладывал, но они, по обыкновению, все разнюхали сами и в ультимативном порядке навязались участвовать в переговорах. Ввиду ответственности момента, на встречу с крысами собрался один из глав местного сообщества защитников людей от монстров Клод Бермон, и отказаться от его присутствия было совершенно невозможно. Учитывая, что охотники имели длинный список претензий к Вадье, которому ковеном был подписан смертный приговор еще в благополучные дореволюционные времена, тот был совсем не в восторге от присутствия Бермона, и Филиппу стоило труда уговорить его составить им компанию, уверяя, что охотник сможет удержаться от немедленного приведения приговора в исполнение. И цель его вовсе не в том, чтобы устроить ему, Вадье, коварную ловушку, а лишь в том, чтобы помешать монстрам сговариваться за его спиной.

Желая максимально сократить совместное времяпровождение, люди и монстры назначили встречу неподалеку от дома лавочника, у аббатства Сен-Дени. Охотник явился заблаговременно, по крайней мере, его одинокий унылый силуэт Филипп издалека заметил неподалеку от входа в церковь.

Ночь была холодной и ветреной, небо затягивали тучи, а редкие фонари горели так тускло, что совсем не рассеивали тьму. Вампиру это ничуть не мешало, и Вадье едва поспевал за ним, поминутно оступаясь и чертыхаясь сквозь зубы. На улицах было тихо, но за стенами аббатства царило какое-то странное оживление, из распахнутых дверей вырывались блики огня, ветер доносил обрывки разговоров и вонь полуразложившихся трупов.

— Что там происходит? — удивился Вадье.

— Хотел бы и я это знать, — отозвался Филипп и вдруг исчез.

С XIII века аббатство Сен-Дени было превращено в королевскую усыпальницу. Несколько столетий здесь хоронили монархов и членов их семей, — всех, за небольшим исключением. Филипп не был в Сен-Дени довольно давно, со времени своего прибытия в Париж, сорок с лишним лет назад, когда он, как и полагалось блудному сыну, явился навестить могилы предков, а так же современников и потомков, да и свою собственную, в которой лежало чужое тело, незаконно удостоившееся чести упокоиться среди государей. Впрочем, навестить — сильно сказано, ведь он не имел возможности войти в церковь, мог только остановиться неподалеку и представить себе внутреннее убранство храма смерти, где некогда ему приходилось бывать часто, — гораздо чаще, чем хотелось бы.