Волосы Эммы. Может, потому, что она так редко распускала их, а может, потому, что Джулиан хотел нарисовать их столько, сколько сам себя помнил, эти длинные волнистые пряди, как провода, всегда тянулись прямо к его нервам.

Голова болела, тело трепетало без причины. Джулиану хотелось вернуться в машину, в те минуты, Эмма была там рядом с ним. В этом не было смысла, и он повернул на полпути и быстро зашагал прочь от ее спальни, в библиотеку. Там было темно и прохладно и пахло старой бумагой. Но Джулиану и не нужен был свет, он прекрасно знал, в какой секции находится нужная книга.

Закон.

Джулиан снял с верхней полки толстый том в красном переплете, и тут из коридора до него донесся чей-то горький плач. Схватив книгу, Джулиан вылетел из библиотеки и побежал обратно. Завернув за угол, он увидел, что дверь в комнату Друзиллы открыта. Дрю выглянула в коридор, держа в руке колдовской огонь, освещавший ее круглое лицо. На ней была пижама с рисунком из жутких масок.

– Тавви плакал, – сказала она. – Замолчал ненадолго, а потом опять.

– Спасибо, что сказала, – кивнул Джулиан и поцеловал ее в лоб. – Засыпай, я справлюсь.

Друзилла ушла к себе, а Джулиан скользнул в комнату к Тавви и закрыл за собой дверь.

Тавви свернулся клубком под одеялом. Он спал, обняв подушку и приоткрыв рот. По его щекам катились слезы.

Джулиан сел рядом с ним и положил руку на плечо братишке.

– Октавиан, – сказал он. – Проснись, тебе снится кошмар. Просыпайся, Октавиан.

Тавви резко поднялся, его растрепанные каштановые волосы взметнулись в воздух. Увидев Джулиана, он вздрогнул и тут же подался к нему и обхватил руками его шею.

Джулс обнял Тавви и погладил его по спине, осторожно коснувшись каждого из острых позвонков. Слишком маленький, слишком щуплый, подсказывал ему разум. После Темной войны не так-то просто было заставить Тавви хорошо есть и спокойно спать.

Он помнил, как бежал по улицам Аликанте, держа Тавви на руках, как спотыкался о расколотые камни, как пытался прижать братишку лицом к плечу, чтобы тот не видел всю кровь и смерть, которая их окружала. Казалось, если они выберутся и Тавви не увидит всех этих ужасов, все будет в порядке. Он не запомнит. Он не узнает.

И все же Тавви каждую неделю мучили кошмары. Он просыпался в поту, дрожа и рыдая от страха. И всякий раз Джулиан с болью понимал, что не смог уберечь братишку, и это понимание пронзало его словно кинжалами.

Джулиан не выпускал Тавви из объятий, и дыхание малыша постепенно становилось ровнее. Джулсу хотелось лечь рядом с младшим из братьев, свернуться вместе с ним под одеялом и заснуть. Он отчаянно нуждался в отдыхе, у него кружилась голова.