Он обхватил Джулиана руками и крепко обнял его. Джулиан вздохнул, словно отпуская тяжелую ношу, которую носил на плечах долгие годы, и прижался к старшему брату.
Эмме снились родители.
Они были в маленьком, выкрашенном белой краской домике, где они жили, когда Эмма была совсем ребенком. Из окна она видела слабый блеск каналов. Мама сидела у кухонной стойки, на которой была развернута темная ткань. На ней лежало множество ножей, от самых маленьких до самых больших. Крупнее всех была Кортана, и Эмма пожирала ее глазами, пьянея от золотого сияния, от резкого свечения клинка.
В сравнении с блестящим мечом мама казалась серой тенью. Эмма видела ее волосы и руки, ее ловкие движения, но силуэт ее был размыт, и Эмма боялась, что, стоит ей прикоснуться к ней, мама исчезнет, как лопнувший мыльный пузырь.
Послышалась музыка. В кухню вошел отец Эммы, Джон. Он держал на плече изящную скрипку, из-под смычка, словно вода, лилась спокойная музыка, и вот…
Резкий щелчок хлыста, обжигающая боль.
Эмма ахнула. Мама повернулась к ней.
– Что-то не так, Эмма?
– Я… Нет, ничего. – Она посмотрела на отца. – Играй, пап.
Отец мягко улыбнулся ей.
– Ты точно не хочешь попробовать?
Эмма покачала головой. Стоило ей взять в руки смычок и коснуться им струн, как раздавался вой дикой кошки.
– Музыка у Карстерсов в крови, – сказал отец. – Когда-то эта скрипка принадлежала Джему Карстерсу.
Джему, подумала Эмма. Тому самому Джему, который поддержал ее на церемонии парабатаев, который задумчиво улыбался ей и похлопывал ее по плечу. Тому самому Джему, который прислал ей кота, чтобы тот присматривал за ней.
Пронизывающая боль. Голос Кристины: «Эмма, о Эмма, зачем они так с тобой?»