И на каждом рисунке была она.

Она тренировалась, сжимала в руках Кортану, играла с Тавви, читала Дрю. На одной акварели она спала на пляже, положив голову на руку. Изгиб ее плеча, отдельные песчинки, прилипшие к коже, как сахар, были выписаны с такой любовью, что у Эммы закружилась голова. На другом рисунке она возвышалась над Лос-Анджелесом, обнаженная, но прозрачная при этом – сквозь ее силуэт светили звезды, разбросанные по ночному небу. Ее волосы струились блестящим светом, который освещал весь мир.

Эмма вспомнила, что Джулиан сказал ей, когда они танцевали. «Я захотел нарисовать тебя. Нарисовать твои волосы. Я подумал, что мне нужно использовать титановые белила, чтобы правильно передать цвет, чтобы показать, как они сияют на солнце. Но у меня все равно ничего не получится. В твоих волосах так много цветов. Там не только золото, но и янтарь, и солнце, и карамель, и пшеница, и мед».

Она прикоснулась к своим волосам, которые всегда считала совершенно обычными, и посмотрела на картину, стоящую на мольберте. Она была не окончена, на ней Эмма выходила из океана и Кортана была пристегнута к ее бедру. Ее волосы были распущены, как и на большинстве рисунков, и напоминали океан на закате, когда последние лучи солнца обращают волны ослепительным золотом. Эмма была прекрасна, неистова, необыкновенна, как богиня.

Она прикусила губу.

– Тебе нравится, когда я распускаю волосы, – заметила она.

Джулиан усмехнулся.

– И больше тебе нечего сказать?

Эмма повернулась и прямо посмотрела на него. Они стояли очень близко.

– Они прекрасны, – сказала она. – Почему ты никогда мне их не показывал? Почему ты никому их не показывал?

Джулиан вздохнул и грустно улыбнулся ей.

– Взглянув на них, любой поймет мои чувства к тебе.

Эмма положила руку на верстак – ей вдруг понадобилась опора, чтобы удержаться на ногах.

– Ты давно рисуешь меня?

Он посмотрел ей в глаза и провел рукой по ее волосам. Его пальцы запутались в длинных прядях.

– Всю жизнь.

– Я помню, ты рисовал меня когда-то, но потом перестал.

– Я никогда не переставал, я просто стал прятать рисунки. – Улыбка сошла с его губ. – Это мой последний секрет.

– В этом я очень сомневаюсь, – сказала Эмма.

– Я лгал, и лгал, и лгал, – медленно проговорил Джулиан. – Я стал настоящим мастером лжи. Я уже не считал ложь пагубной. Не считал ее злом. Пока на пляже мне не пришлось сказать тебе, что я не чувствую к тебе того же.