Теперь же ты здесь. Хотела бы я, чтобы дело обстояло иначе, ибо Малкольм Фейд и кровь твоего дяди подняли не меня одну. Но тебе необходимо было увидеть, на что способна Черная книга.

Кристина сидела в проеме библиотечного окна и читала. Выглянув наружу, она заметила, как из парадных ворот выскользнула знакомая темная фигура.

Она уже несколько часов сидела в библиотеке, честно просматривая книги на тех языках, которые знала лучше всего – испанском, древнегреческом, старокастильском и арамейском, ища упоминания о Черной книге. Сосредоточиться, впрочем, не получалось.

Воспоминания о прошлой ночи настигали ее снова и снова в самые неподходящие моменты – например, когда она передавала Таю сахар и едва не просыпала его ему на колени. Она что, правда поцеловала Марка? Танцевала с Кьераном? Получила удовольствие от танца с Кьераном?

Нет, подумала Кристина, себе она врать не станет: она получила от этого удовольствие. Это было все равно что летать с Дикой Охотой. Она чувствовала себя так, будто вырвалась из тела и кружится меж звезд и облаков. Все было точно, как в историях о пирах фей, которые рассказывала ей в детстве мать, где смертные танцевали вместе с Волшебным народом и умирали от восторга.

Конечно же, потом они просто разошлись по своим комнатам – Кьеран спокойно, а Марк и Кристина оба с потрясенным видом. И Кристина долго лежала там без сна, глядя в потолок и гадая, во что же это она ввязалась.

Она со вздохом отложила книгу. В библиотеке больше никого не было, и это не сильно улучшало дело – Магнус то и дело бегал в лазарет, где Марк помогал ему установить оборудование для смешивания противоядия к связующему заклятью, а Дрю помогала Алеку присматривать за детьми в одной из гостевых комнат. Ливви, Тай и Кит отправились забирать припасы из магазина Гипатии Векс. Бриджет то приходила, то уходила с подносами сэндвичей и чая, бормоча, что ее совсем загоняли и что это не дом, а проходной двор какой-то. Кьеран… Кьерана нигде не было.

В Лос-Анджелесе Кристина успела немного привыкнуть к контролируемому хаосу, но обнаружила, что тоскует по тишине Института Мехико, молчанию розового сада матери, и даже по сонным полудням, которые они с Диего – и иногда с Хайме – проводили в парке Чапультепек.

Еще она тосковала по Эмме. Ее мысли кружились в водовороте растерянности, как и всё вокруг, и ей хотелось, чтобы Эмма говорила с ней, заплетала ей косы, рассказывала дурацкие анекдоты и смешила ее. Может, Эмма сумела бы найти хоть какой-то смысл в событиях прошлой ночи.