– Вы не имеете права! – закричал он, вырываясь от дежурных стражей, которые взяли его под руки, выводя из зала под аккомпанемент всеобщего молчания. – Не имеете права! Я свидетель! СВИДЕТЕЛЬ!

Наблюдая, как его и мать связывают путами, как меня когда-то, я не могла понять, что на самом деле чувствую, но это что-то было болезненным и не особо приятным, оно въелось прямо в сердце и никак не отпускало. Дышать стало тяжело, и слезы потекли по лицу, капая на рубашку, брюки, жилет. Я уронила голову. Исправительный центр не Обитель. Никто там тебя не убьет и не изнасилует, и покровителя себе искать не надо. Все что требуется – работать не покладая рук и жить по строгому тюремному режиму. Ларк еще вчера сказал, что это неминуемо, чтобы снять с меня обвинение в клевете, необходимо подвергнуть слова Филиппа проверке, чем ночной патруль и занялся с самого утра. Несколько экспертиз, присутствие одного из представителей власти и конгрессу не оставалось ничего, кроме как признать свою ошибку и оправдать меня хотя бы по одному пункту.

Когда за стражами закрылись двери и бывшие свидетели моего дела скрылись из виду, я закрыла глаза, поморщилась, пытаясь мысленно себя успокоить. Я не такая, как они. Нет-нет! Я никого не обвиняю и никого не хочу подставить, я лишь хочу добиться правды, хочу на свободу, хочу вернуться к прошлой жизни… с Ларком. Это так странно! Никогда бы не подумала, что в здравом уме захочу связать свою жизнь с одним из представителей конгресса, которых я ненавижу до глубины души. И стражем… капитаном стражи. Я повернулась к Леннеру. Облокотившись на стойку, мой любимый капитан одной рукой держался за шею, где иллюзорными нитями были аккуратно сшиты порезы от когтей потрошителя, и внимательно, но без особого интереса наблюдал за адвокатами Ричарда, которые, кажется, еще не понимали, что для них все кончено.

Заметив на себе мой пристальный взгляд, Леннер обернулся, увидел мои слезы и неодобрительно покачал головой, намекая, чтобы я прекращала. Да я бы и сама рада, но уже не могла остановиться. Кто-то из присяжных обратил внимание на убивающуюся горем заключенную. Ничего особенного – очередная подсудимая, которая оплакивает свою поломанную жизнь или, может, до ужаса, до панического страха боится возвращения в Обитель. Я боюсь, боюсь, но… Никто! Ни судья, который выслушивал сторону обвинения, ни гражданские маги, с любопытством глазеющие на всех из соседнего зала, ни представители конгресса, до хрипоты упивающиеся своей собственной властью, даже не догадывались, что за очень долгое время – я впервые плачу не от отчаянья, а от… счастья. От настоящего счастья – женского и просто человеческого. Об этом знал один Ларк. Он мое маленькое личное счастье. Каждый раз, когда некромант оборачивался, словно проверяя на месте ли я, его черный, пугающий взгляд смягчался, медленно возвращался к привычному, ослепляющему сапфировому блеску. Скоро все закончится… и между нами не будет преграды в виде стеклянной стены и дурацких статусов, навешенных конгрессом. Остается лишь пережить этот ужасный день.