– И части души в придачу! Вы позволили Арману думать, будто он натворил что-то ужасное, что из-за него и его ошибок вы покинули дом! Он отдалился от семьи и подавлял в себе магию! Как вы могли разрешить Патрису творить такое с братом?!

– Я не могла позволить, чтобы с Патрисом случилась какая-то беда, – вновь погружаясь в отчаяние, ответила Жаклин, глядя на Армана. Меня она уже не замечала. – Я не могла потерять его…

– Потерять? О чем ты мама? – с трудом выговорил Арман.

– Когда он был маленьким, совсем крошкой, я чуть было не потеряла его, – сказала Жаклин, делая робкий шаг к младшему сыну. – Патрис тяжело заболел и угасал прямо на моих глазах. Он бледнел и едва-едва дышал. Такой чудовищной боли я никогда не чувствовала. От бессилия и муки я буквально дурела, не выпуская малыша из рук. Это продлилось самых долгих три дня в моей жизни. Что я только не делала, каких только целителей не звала, кому только не молилась. Но мой сын все равно чах и продолжал умирать. В последнюю ночь я поклялась, что если Патрис выживет, то не будет в его жизни больше ничего плохого, что он всегда будет жить в достатке, в радости, во благе.

– И вот это вот всё – это благо? – не своим голосом спросил Арман.

– Вам не понять, – сокрушенно ответила Жаклин. – Просто не понять, что такое видеть, как из ребенка уходит жизнь… – Мадам Дюваль шумно втянула носом воздух, будто заставляя себя успокоиться. – Когда в тебе проснулся этот дар, Патрис захотел его себе. Ведь магия крови – это такая мощь, такая редкость! Словно жемчужина среди гальки. Он считал, что должен ей обладать по праву старшинства. А ты… ты действительно вернулся с войны совсем другим. Сила тебя не волновала, ты не желал учиться…

– А я усердно изучал все, что мог найти о магии крови! – воскликнул Патрис, опаляя нас горящим взглядом, а потом усмехнулся. – Ты даже не понимал, от чего отказывался. Ты не смог понять, что я буквально управлял тобой, а потом и вовсе научился внушать тебе мысли! Если бы ты видел свое лицо, стоило тебе подумать, будто это ты напал на девчонку в каланках. Проучил ее я, а тебе внушил, что это сделал ты!

– Проучил? – удивленно произнесла я.

– Именно проучил! – сказал Патрис. – Ты забыла не только потому, что страдания блокировали память, но и потому, что мы с Шапленом поработали над твоей памятью. Этот дурень даже не узнал тебя, когда ты ступила на порог его дома вчера!

– И за что же ты ее проучил? – спросил Арман, больно стиснув мои пальцы.

В нем, как и во мне, бушевали боль и праведный гнев. Хотя мои чувства наверняка не шли ни в какое сравнение с чувствами Армана.