Эти ностальгические возгласы нам приходилось слушать едва ли не каждый день, когда мы все собирались в главной зале на ужин. Дяде хватало выдержки вежливо улыбаться и кивать в ответ, я же к таким разговорам вовсе не прислушивался. Прошлое осталось в прошлом, и меня больше занимало настоящее. Снова и снова я прокручивал в своей голове возможные планы нападения на Эймурдин и затаившихся там врагов.

Проще всего было использовать Иву. Девчонка уже доказала, насколько эта проклятая гора послушна ее воле. Так чего же еще мудрить? Когда я узнал, что дядя не берет маленькую ведьму с собой, пришел в настоящую ярость: какое безумство оставлять ее доить коз и драить горшки у старой знахарки! Но у дяди были свои доводы против. Он уверил меня, будто брать Иву с собой в Арроэно – это все равно, что везти в кармане ядовитую степную змею. Гораздо лучше прихватить ее на обратной дороге к Эймурдину. К тому моменту бабка, глядишь, успеет хоть немного вправить голову этой дурище. А сбежать, мол, она никуда не сбежит, потому что не меньше нас хочет снова увидеть Лиана.

Вот уж точно... Кто бы мог подумать, что девочка, не прожившая и тринадцать зим, так неистово возжелает заполучить моего брата? Вопреки всему – разуму, обычаям, простым людским законам... Кабы сам не видел, как она стоит над постелью Шуны со своим зеленым туманом, не поверил бы.

Шуна... Смотреть на нее, не испытывая жалости было невозможно, но и жалеть нельзя.

Как и все мы, она изменилась очень сильно. Ее оболочка света никогда не была слишком яркой, но если прежде она сияла чистыми ровными цветами, то теперь в ней появилось много, очень много темных пятен. Злость, обида, ненависть, скорбь... все эти чувства не добавляют нам красоты, не делают нашу жизнь лучше. Мне часто хотелось подойти к ней, сказать что-нибудь доброе, такое, от чего эти темные пятна станут хоть немного меньше, но всякий раз что-то останавливало. Впрочем, я знал, что...

Страх.

Страх сделать еще хуже.

Мне никогда в жизни не приходилось говорить с человеком, который переживает не просто утрату близкого, но еще и его предательство. Конечно, я мог бы попробовать объяснить Шуне, что там на самом деле происходило, в Эймурдине, и о чем думал Лиан, когда его уста касались губ Ивы... но имел ли я на это право? Имел ли право лезть в чужие судьбы? Как бы ни жаль мне было эту степную девочку, но даже скажи я ей, что не страсть и любовь двигали моим братом, но желание проститься, разве сделал бы я ей лучше? Какая из правд может принести больше страдания – об измене или о готовности ступить на путь, который не ведет назад?