Светлый фон

– Ой, да я тебя умоляю. Ты тут сходишь с ума. Не думай, что я не заметила, что вчера во время метели на улице кружились маленькие молнии.

«Схожу с ума», – думаю я и вздрагиваю. Я знала очень мало людей, по отношению к которым действительно можно было бы употребить эти слова, и один из них все еще очень сильно меня беспокоит. Когда мы приехали сюда в первый раз, я сказала себе, что это для того, чтобы мы могли прийти в себя и скорбеть вместе. И чтобы я могла забыть. Отстраниться от всего, что Мэйвен сделал со мной, и всего, что я сделала с ним. Вместо этого я и дня не могу провести, не мучаясь из-за него и его судьбы. Заслуживал он этого или нет? Правильный я выбор сделала – или нет? И можно ли было его спасти?

Я до сих пор помню маленький кинжал в его руке, помню, как он прижимал меня к земле.

«Или ты, или он, – в тысячный раз за утро повторяю я себе. Несмотря ни на что, это всегда кажется ложью. – Или ты, или он».

Сестра бросает на меня проницательный взгляд, читая мое молчание. Она хорошо умеет понимать мои эмоции, как бы я ни пыталась их скрыть. Она знает, когда меня нужно подтолкнуть, а когда – оставить в покое. Сегодня нужно последнее.

– Ты закончила? – спрашивает она, указывая на мою кружку.

Я киваю и допиваю остатки обжигающе горячего чая.

– Спасибо.

Она спешит к глубокой раковине и принимается мыть посуду, оставшуюся с последнего нашего приема пищи. Я спешу на помощь, убирая оставшиеся с завтрака тарелки. Интересно, приедет ли сюда кто-нибудь еще в ближайшие несколько месяцев, или мы – последние, кого хижина увидит до весны? Должно быть, зимой здесь очень красиво, хотя сюда и трудно добраться. И трудно уехать.

– Кто-нибудь видел мои носки? – кричит Бри из гостиной, игнорируя хор протестов мамы и Трами. Он, должно быть, нанес в дом снега.

Гиза хихикает, не отворачиваясь от раковины.

– Я сожгла их! – кричит она в ответ. – Во благо человечества!

В эти дни мой смех беззвучен, чуть громче вздоха и улыбки, от которой натягиваются мои шрамы. Тем не менее, когда я тихо смеюсь, мой желудок сжимается – и мне хочется согнуться пополам от боли. Мы правильно сделали, что приехали. Чтобы восстановиться, чтобы понять, кто мы сейчас, несмотря на то, что мы потеряли.

Да, Шейд похоронен за тысячу миль отсюда, но я чувствую его присутствие. И на этот раз это не вызывает у меня грусть.

 

Упаковывать было особо нечего. Мебель, пайки, все, вплоть до мыла в ванных комнатах, остается в хижине. Нам нужно беспокоиться только об одежде и других личных вещах. Больше всего вещей у Гизы. Ее художественные принадлежности и набор для шитья, вероятно, самое тяжелое, что было загружено в ожидающий на краю поляны самолет. Она обеспокоенно, как нервная мать, наблюдает, как пилот укладывает ее сокровища вместе с остальным нашим багажом. Удивительно, что она не захотела везти его у себя на коленях. Мама и мальчики уже внутри, пристегиваются, спасаясь от холода.