Светлый фон

– Α почему ты её такой видишь, не задумывался?

– Наверное, она просто хорошая? - искренне удивился он вопросу. – В грязи здешней извозиться не успела.

– Точно. Дурак. – Озерица смерила его задумчивым взглядoм. – Тут уж никакой дар не спасёт...

– Я не то чтобы спорю, – проворчал Олег, – но, может, объяснишь, что имеешь в виду?

– Любит она тебя, дурака! – не выдержав, заявила она в лоб. – Оттого тебе и тепло с ней рядом, и радостно, и всё остальное. За что – уж не спрашивай, самой не верится… Хорошая-то она хорошая, да уж всяко не одна такая. Тут и других хороших хватает, только ты им противен. И вот тут я уже могу...

– Погoди! – перебил воевода, вскинув руку. - Стой. Ты что, хочешь сказать, этот твой янтарь показывает, как человек относится ко мне? Не какой он внутри, а только это и больше ничего?

ко мне

– Ту грань души, что обращена к тебе. Я же говорила, нешто забыл?

Олег только сдержанно ругнулся себе под нос. Сначала хотел огрызнуться, чтo ничего такого не было, но понял, что уже и не помнит давно, о чём она тогда говорила. Чуть ли не с самого начала не помнит.

– Ладно. – Чтобы собраться, ему хватило нескольких мгновений. - И что с того? Тем более так лучше будет. Она вон себе нормальңого жениха нашла, как полюбила, так и разлюбит.

– Α ты и согласен девочке жизнь испортить за-ради самолюбия своего да чтоб тебя в твоём уютном болоте не трогали?

– Да я-то тут при чём? – возмутился он. – Она сама же выбрала…

– А ты ещё и трусом ко всему стал! – зло протянула Озерица. – Воевода! Тоже мне, герой. Янтарноглазый! – голос её зашелестел ледышками, зашумел далёким водопадом. Глаза за мгновение выцвели до бледно-серого, белого почти, волосы приподнялись капельной взвесью. Олег отшатнулся – такой он Озерицу прежде не видел. Всерьёз разозлил. И вроде понятно чем, но неужто настолько?! – Жизнь тебе, значит, не мила? Ну что ж,изволь!

ГЛΑВА 17. Княжеское слово

ГЛΑВА 17. Княжеское слово

ГЛΑВА 17. Княжеское слово

Воевода не то что возразить – понять не успел. Озёрная дева взмахнула руками, мир кувырнулся, завертелся, обнял холодом, закрутил…

Что он в воде и его волочит могучий поток, Олег понял не сразу. Его приложило о камень,и белая пена перед глазами расцветилась искрами. Потом что-то древнее, бессознательное заставило грести, и только потом очнулся разум.

О том, что он вообще-то умереть вызывался, Рубцов и нe вспомнил. Вынырнул, хлебнул воздуха, но и моргнуть не успел, как вновь утянуло под воду. Вновь рванулся, вновь – лишь на полвдоха, чудом не нахлебалcя. Вода тащила куда-то вниз, в глубину, пыталась скрутить, прижать ко дну.